Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4
А теперь перенесемся в конец февраля – начало марта 1988 года. Азербайджанская ССР, город Сумгаит. Первые погромы и убийства на национальной почве в СССР.
Из воспоминаний очевидца событий – военнослужащего полка внутренних войск СССР Анатолия Мостового «Резня» (ИД «Пушкинская площадь», 1999).
Государство рухнуло не в Беловежской Пуще – там делили власть, а не страну; Советский
Союз развалился в тот самый миг, когда приравнял геноцид к бытовому хулиганству. Это для поэта трещина мира проходит через сердце. Для Советского Союза трещина прошла через Сумгаит
Нас подняли по тревоге. Ничего не объяснили. В ружкомнате выдали автоматы, по 20 холостых патронов. Вывезли на военный аэродром. Ходили разные слухи. Самый устойчивый: в Азербайджане режут армян и нужно разогнать погромщиков.
На границе Агдамского и Аскеранского районов милицейский капитан, разгоняя группу то ли дерущихся, то ли митингующих, залез на подножку грузовика, размахивая своим табельным «макаром». Вот и он неожиданно для себя выстрелил. И убил одного из толпы. Милиционер – азербайджанец. Застрелил тоже азербайджанца. Кто бы мог подумать, что начнется такое…
Первое сообщение о беспорядках, по традиции несколько смягченное, поступило в ЦК КПСС в тот же день. Сначала в оперативной сводке МВД СССР за сутки, а через несколько часов – особо, по каналам КГБ СССР. Генеральному секретарю доложили немедленно. С прогнозами специалистов КГБ и МВД, которые просчитали возможную динамику развития ситуации.
Доложили, что есть первые девять убитых, начинаются погромы, местные органы правопорядка беспомощны; процесс приобретает необратимый характер.
Генсек, получив информацию, связался с Баку.
– Я думаю, азербайджанские товарищи сами справятся, – вынес он вердикт.
Многотысячная толпа на главной городской площади в ущелье между Дворцом культуры и зданием горкома партии бурлила и не собиралась расходиться. Все резче были слова, все откровеннее угрозы в адрес армян. Одновременно группы обкурившихся анашой людей шастали по домам, пока вдали от центра, выспрашивая, где живут армяне. Уже выламывали двери, врывались в квартиры, грабили, избивали, насиловали, убивали.
Очередная сводка пришла в Кремль утром. Не менее 20 убитых. Погромы приняли массовый характер. Местные органы власти не могут взять ситуацию под контроль. Министру внутренних дел СССР было отдано распоряжение принять меры по локализации и ликвидации конфликта. Председателю КГБ – обеспечить содействие.
Наша задача – успокоить, разогнать, обеспечить порядок. Взять под охрану мирное население. Стрелять только в крайнем случае и в воздух. У нас же холостые. Главное наше оружие – щиты и дубинки. И локоть друга.
Едва въехали в город – остановились. Улицу запрудила толпа. Кто-то кинул булыжник в ветровое стекло нашего автобуса, третьего в колонне. И понеслось. Толпа плотно обступила автобусы и давай бить окна, стараясь дотянуться до нас. Это, наверное, и есть крайний случай.
Я дергаю затвор и даю короткую очередь над головами. Мгновенно отхлынули, остолбенев. Мы быстро выгрузились и начали оттеснять толпу.
Вдруг позади что-то полыхнуло. Я оглянулся – наш автобус горит.
Потом я видел их зажигательные «гранаты». Изымали при обысках. Наполненный бензином 250-граммовый пузырек с делениями – такие в детской молочной кухне моя жена получала: заткнут пробкой, залитой лаком. К пузырьку примотан изолентой небольшой, сантиметров 10, кусочек геологического бикфордова шнура. Готовились.
Первым упал Сашка. Он со мной призывался из Кургана. И шел рядом в цепи. Я даже не понял, что с ним случилось. Лицо его стало белее мела. И стянулось какой-то неподвижной маской. Только рот открыт широко, и хрипло хватает воздух. И помочь нельзя. Орущая толпа, готовая растерзать, вплотную. Мы чуть сдвинулись, его нишу в строю закрыв, и еще бешенее начали молотить.
Потом еще пара ребят из моего взвода упала. В толпе кто-то крикнул:
– Да у них холостые. Бей гадов!
Теперь мы спасали только себя. Отбивались прикладами автоматов, ногами, тычком стволов в оскаленные физиономии.
Нас оттеснили. Мы уходили, унося раненых ребят.
Потом выяснилось, что «демонстранты» были вооружены кусками заточенной арматурной стали и проинструктированы. Они всаживали свои заточки снизу вверх, под бронежилет, едва лишь намечалась щель между щитами: за два дня наш полк потерял ранеными 96 человек. Благо что не было убитых.
А толпа зверела, чувствуя не столько свою силу, сколько безнаказанность. Зверела, зная, что у нас одни холостые, и те кончились.
Может быть, главное, что мы сделали, – это отвлекли злобу толпы на себя. Нас же – всего полк безоружных на громадный город. Попробуй, усмири. И все же усмирили.
Генерал-лейтенант Краев, армейский начальник штаба Южного направления ЗакВО, которого после введения военного положения назначили военным комендантом города, увидев развитие событий, взял ответственность на себя. И нам помогли братишки Каспийской флотилии. Их тоже сюда бросили.
Наша беспомощность толпу ободряла. Она уже не обращала внимания на то, что подошли морские пехотинцы и даже подразделение бакинской милиции. Толпа орала:
– Стреляй, русская скотина!
БМП, после предупреждений через мегафоны, все-таки двинулись вперед. Как и положено, по проезжей части дороги.
К ночи по городу отловили человек 400–500 наиболее злобствующих, сгребли их на городской стадион.
Все наши ребята выжили, хотя некоторые остались калеками.
Свидетельствует военнослужащий Советской Армии Пантелей Меликов:
«На моих глазах около рынка поймали девушку-армянку 16-17 лет. Ее прямо на улице изнасиловали 4 человека, потом ножом разрезали на куски. Увидев это, я подошел, чтобы вмешаться, и получил удар, мне сломали челюсть, избили хорошенько. Видел, как на улице убили женщину-армянку лет 58-60. Ее несколько человек ножами зарезали, я стоял метрах в 15-ти и не мог ничего сделать.
В тот день, 28-го, они солдат еще не трогали, вообще я в тот день военных на улицах не видел. А вот 29-го уже начали нападать на солдат тоже.
1 марта нам раздали оружие, патроны, но был строжайший приказ: ни в коем случае не стрелять. Рядом убивали и ранили наших товарищей-солдат, а мы не могли стрелять. Рядом со мной стоял парень-грузин, ему попали в живот, и он умер на месте. Не могу сказать точно, но в первый день погибли и были ранены не меньше 100 солдат. А на 4-ый день, выступая перед жителями города, генерал Шестопал сказал, что за последние дни было убито и ранено около 2 тысяч военных.
Я не был в числе тех, кто убирал тела убитых, но видел сожженные и изуродованные трупы… Лично я видел, как собрали около 15 трупов, среди них были и дети дошкольного возраста. Они были не убиты, а выброшены из окон и балконов. Ходили по городу и среди солдат слухи, что из роддома выбрасывали детей, беременных женщин, но сам я этого не видел. Многие трупы были сожжены.
Солдат убивали не только огнестрельным оружием, но и холодным. Когда был введен комендантский час, мы ходили по улицам по трое. Проходим мимо подъезда, а оттуда кто-то высовывается и солдата – ножом… Потом никого из убийц не находили, конечно. Я видел убитых таким образом, и при мне так убили двоих ребят.
Ситуация в Сумгаите более-менее утихомирилась только к 8-9 марта. Но даже после этого солдатам не давали увольнительных в город, потому что были случаи, когда, завидев на улице солдата, особенно одного, его могли убить, избить, выбросить в море. Такие случаи были. Поэтому до 26 марта было объявлено казарменное положение.
До 4 марта со стороны военных не было сделано ни одного выстрела, ни одного азербайджанца не тронули. А сами не только погромщики нападали и убивали солдат, но и уничтожали военную технику. Около 15 БТР-ов было разгромлено вместе с экипажами. В те дни погиб один лейтенант, армянин по национальности, звали его Грант, фамилию не помню. Он погиб в своем БТР-е вместе с пятью солдатами.
Я уже сказал, что 4 марта перед сумгаитцами выступал генерал Шестопал, стоя на БТР-е. Он говорил спокойно, уговаривал людей разойтись по домам, не митинговать, вернуться к обычной жизни. Из толпы в него бросили кирпичом и попали по голове. Генерал ничего не сказал, только приказал направить БТР на толпу. А затем разрешил стрелять и разгонять их.
А еще останавливали автобусы на трассе Сумгаит-Баку, приказывали выходить всем, кто не армянин, а оставшихся в автобусе убивали. Я сам убирал эти трупы, там были женщины и дети, всего 7 человек – 4 женщины, трое маленьких детей. Их зарезали ножами. Я видел это своими глазами. Впервые я стал свидетелем такого случая 29 числа, когда ехали из Насосной в Баку.
Потом еще раз 7-8, и везде люди были убиты холодным оружием. Такие убийства происходили и 15, 16 марта. Я видел, как в автобусе оставался всего один армянин, потому что мало кто уже ездил тогда, все уже знали о нападениях. Это был молодой парень, его не убили, а просто подожгли автобус, и он остался жив, просто сильно обгорел» (http://youtu.be/qxM0KSuIHlk).
Из книги генерал-лейтенанта Александра Ивановича Лебедя «За державу обидно»:
В Сумгаите я впервые, после Афганистана, на родной своей (как я тогда считал) земле увидел сожженные грузовики и автобусы, сгоревшие дома, природно-чёрные, но побелевшие от пережившего ужаса волосы людей и глаза, глаза … Тогда же пахнуло средневековым садизмом, звериной, нечеловеческой жестокостью, густо перемешенной с глупостью.
Из воспоминаний военнослужащего внутренних войск Виталия Косова, в составе дивизии Дзержинского проходившего службу на территории Азербайджанской ССР:
Бред про замыслы советских спецслужб (в азербайджанских СМИ – П.) даже смешно читать, легче всего свалить на тех, кого нет. События в Сумгаите, когда конкретно азербайджанцы ходили по роддому и выкидывали рожениц-армянок с их младенцами на улицу. Когда во время уличных боев (с палками и щитами против камней) войска подошли к роддому, то вначале подумали, что на земле валяются светлые камушки, только подойдя ближе, мы увидели мертвых младенцев.
Из воспоминаний военнослужащего Александра Магерамова, в составе 56-ой Десантно-штурмовой бригады проходившего службу на территории Азербайджанской ССР:
Моторизованные батальоны из разных городов бились тогда с националистически настроенной толпою целый день, у милиционеров были разбиты все щиты, пластмассовые пожарные каски с прозрачными забралами, и переломаны почти все ПР-73. «Мы уже дрались палками, стальной арматурой, камнями! Еще немного, и нас бы всех там перебили, – рассказывал их командир, – причем мы знали, что если мы дрогнем, пощады не будет, и нас всех убьют! Именно после Сумгаита, как вы видите, у нас только металлические щиты и обыкновенные стальные армейские каски».
ПАНДУХТ
Продолжение следует