У Фрейда есть замечательная фраза, врезавшаяся мне в память: «Может показаться, что доводы разума не в силах противостоять голосу страстей. Но в слабости гласа разума есть одна особенность – он не смолкает, пока его не услышат, и это вселяет надежду на лучшее будущее человечества». Необузданная стихия страстей ведёт не к созиданию, а к разрушению, и никто не знал этого лучше Фрейда.
Я невольно вспомнил эти слова, узнав о безвременной кончине Сергея Дарчиняна – моего дорогого друга и, без всякого преувеличения, Армянина с большой буквы. Он никогда не говорил громко, это был самый тихий человек из тех, кого я знал. Но к его тихому голосу очень внимательно прислушивались грузинские власти, объявившие войну присутствию армян в Грузии. Эта цель достигалась беспощадной дискриминацией армян, которым прямо говорили, что для повышения своего статуса в обществе им надо пойти на «добровольную» ассимиляцию с грузинами, представлявшуюся как огромная честь, и санкционированным на высшем уровне присвоением армянского культурного наследия. Армянам предписывалось стыдиться своего происхождения и смотреть на грузин как на небожителей, которым дозволено всё. Выйти замуж за грузина означало подняться по социальной лестнице, а от армянина, женившегося на грузинке, ожидали перехода на фамилию супруги. В обоих случаях имел место своеобразный «выход замуж».
Вседозволенность объяснялась привилегированным положением грузин в Союзе со сталинских времён. Задабривание сородичей «вождя народов» казалось надёжным способом заручиться его снисходительностью. Традиция оказалась живучей, хотя и совершенно бесполезной – Сталин не испытывал восторга к своим собратьям. Даже после осуждения сталинизма на XX съезде КПСС, спорить с руководством Грузии было небезопасно. Шеварднадзе, пробивший себе дорогу в Политбюро восточной лестью, не позволял армянам поднять голос в защиту своих прав. Громкий голос не терпевшей возражений власти гремел из уст всех вождей советской Грузии (только Патиашвили, достойно оппонировавший ненавидевшим его шовинистам, составлял единственное исключение). Но за всё на свете, в том числе шовинизм, приходится платить. Этот довод разума власти Грузии игнорируют даже сейчас, навеки утратив Абхазию и Южную Осетию.
К его голосу не всегда прислушивались даже хорошо знавшие его друзья, не до конца понимавшие его. Кроме того, он не был наделён качествами тбилисского «мачо», швыряющегося деньгами в ресторанах, говоря, как в старом грузинском анекдоте, что «палто не надо». Так возник миф о недостатке у него опереточной грузинской «щедрости». Это обвинение абсурдно, учитывая его стеснённые обстоятельства. У Дарчо не было постоянного источника дохода, а все его очень скромные заработки шли на приобретение фотоматериалов, копирование добытых им документов и поездки в те районы Грузии, в которых армяне оставили следы своего присутствия в виде разрушавшихся жилищ, церквей и фортификаций. Целью этих поездок было сохранение на плёнке армянской эпиграфики, пока её не успели уничтожить грузины.
Мне довелось участвовать в некоторых из них. Однажды мы поехали в Марнеули, где поднялись на крепость над вокзалом. У Дарчиняна были данные об армянском прошлом этой местности (он никогда не отправлялся в путь, не имея под рукой подробных сведений такого рода, почёрпнутых, в основном, из трактатов Лалаяна и Лисициана). Он нашёл то, что искал: необыкновенно красивые армянские надписи, опубликованные затем Паруйром Мурадяном. В ходе другой поездки в Марнеули мы попали в глухомань, где единственным признаком жизни были местные тюрки, проезжавшие по дороге на телегах. Была и поездка в армянское село Горунджук (Гамарджвеба) на границе с Арменией, где половина армян называли себя грузинами. Не могу не вспомнить и маленькую экспедицию с Дарчо по Сололакскому хребту в Тифлисе, где мы искали упомянутый Лисицианом армянский хачкар в крепости Нарикала. Дарчо нашёл его в конце прогулки на стене крепости, у входа в неё, ниже Музея этнографии. Хачкар выломали из обвалившейся крепостной церкви. Грузины, как и следовало ожидать, «восстановили» это культовое сооружение, посвятив его святому Николаю.
Дарчо часто рисковал жизнью. Аида Бабаджанянц рассказала мне о поездке с ним в одно из армянских сёл Тетри-Цкаройского района. Когда Дарчинян спросил у одного из селян, живут ли там Аракеляны, тот с подлой улыбкой ответил, что некогда жили, а сейчас живут Аракелашвили. В Душети произошло худшее. Они подошли к дому, где, по данным Дарчиняна, жил армянин, чтобы задать ему вопросы. Через 2 или 3 минуты он выбежал из дому бледный как полотно, спасаясь от хозяина, напавшего на него с ножом только за упоминание об армянах. Были и нападения с побоями, и попытка взлома квартиры с целью изъятия фотодокументов (ничего более ценного там не было). После этого он отправил большую часть своего бесценного архива в Ереван. Фотоаппарат был единственным оружием, которым Дарчо владел, но он не мог защитить его от бандитов.
Пропасть цивилизационной несовместимости, разделяющей нас с соседями, – одна из излюбленных тем публикаций Левона Грантовича. Ничто не иллюстрирует эту несовместимость лучше, чем кажущееся, на первый взгляд, нелепым сопоставление образов Дарчо с выродком из Сейфали. Дарчо отправлялся в свои опасные поездки, имея на руках всего лишь фотоаппарат, поставленный им на службу нации, и сейфалинский убийца повсюду ходил с ножом, которым он убил первую же подвернувшуюся ему жертву в Бирюлево.
Это наблюдение я хотел бы дополнить другим. Многие тифлисцы часто сетуют на то, что мы не избалованы судьбой, в отличие от соседей, которым всё сходит с рук. Не уходя в мистику, скажу, что так и должно быть. Было бы несправедливо, если бы народам, лишённым силы духа армян, выпали уготованные армянам испытания. Слабый не может выдержать испытаний, выпадающих на долю сильных. В избалованности грузин и турок судьбой, оказавшейся свирепой мачехой для нас, есть логика. Иначе не могло быть. Зависть всегда глупа, поскольку завистник живёт жизнью тех, кому завидует, отказываясь от собственной судьбы. Она вдвойне глупа, когда завидуют «тутуцам», не стесняющимся выставлять свою избалованность напоказ.
Рубен Нагатакян, написавший насыщенную фактами статью о Сергее в канун его смерти, упомянул огромное влияние, оказанное на него Аликом Арутюновым, его наставником и другом. Нагатакян, не знавший Алика лично, верно охарактеризовал его, но кое-что стоит дополнить. Алик, в отличие от внешне менее «выигрышного» Сергея, был щедро наделён богемным артистическим темпераментом. Он пронёсся по небосклону умиравшего армянского Тифлиса как метеор. Не будь его влияния, возможно, Сергей не сделал бы для нашего дела столь многого за столь короткий срок. Но он не всегда был лёгким в общении человеком. Бескомпромиссность Алика ярче всего проявилась в армянских именах, которыми он нарёк своих сыновей – Гайк, Ваан и Армен. Он часто подговаривал нас назвать Гайка Гариком. Ответом на эту шутку-провокацию было возражение мальчика – «Я не Гарик, а Гайк!». Дарчо был другим. Он не выставлял напоказ свой нон-конформизм и бескомпромиссность, но это вовсе не делало его меньшим героем.
На периодически возникавшее недовольство Арутюнова характером Дарчиняна тот отвечал так же, как на попытки грузинского КГБ (пусть мне простят эту параллель) надавить на него и склонить его к предательству – впуская воркотню своего друга в одно ухо и выпуская её из другого. Так какая же мощь духа таилась в этом тихом и невзрачном человеке, которого никто не мог сдвинуть с занимаемых им позиций ни на йоту! Его давили, его теснили, а он оставался самим собой! Наверное, это и есть самый неподдельный, всамделишный героизм армянского интеллигента.
В 1979 году при более чем странных обстоятельствах погиб Алик, упав с орехового дерева. Такой была расплата за подпись под письмом группы тифлисских армян к брежневскому министру культуры Демичеву, в котором выражалось обоснованная тревога за состояние целенаправленно уничтожавшегося грузинами исторического и культурного наследия грузинских армян (Арутюнов приложил к этому посланию высокохудожественные снимки). Чуть ранее Дарчо попал в аварию, после которой стал хромать. Хуже всего было то, что он потерял мотоцикл, помогавший ему в его поездках по Грузии.
Дарчо больше горевал о транспорте, на котором он добирался до самых потаенных уголков Страны Армянской, чем об утраченном здоровье. Благословен народ, имеющий таких сыновей! Прощаясь с ним, хочу сказать одно – спи спокойно, дорогой друг! Ты сделал своё дело, дело, которое не смог бы сделать никто, кроме тебя! Ты выиграл самую великую войну – войну со своей слабостью, которую ты, в отличие от многих, умел преодолеть! Раб умеет только бояться, видя в подчинении парализующему волю страху «мудрость». Хозяин жизни преодолевает страх, как это делал Дарчо.
Светлая память человеку, которого я имел огромную честь знать, с кем я общался, охотно отдавая ему должное, но не всегда представляя себе масштаб его светлой и лучезарной личности. Это тоже не очень удивительно: все значительное видится на расстоянии!
Послесловие
Статья была почти готова, когда, перечитав её, я заметил в ней отзвуки настроений беспросветности и безысходности, десятилетиями навязывавшиеся нам в Тбилиси. Как человек «Восканапата», я, по определению, не могу быть пессимистом, и уверен, что народ, давший стольких героев, не вправе мириться с судьбой и смотреть снизу вверх на всякую шушеру. Неужто наши Воины проливали кровь в Арцахе для того, чтобы армяне почитали за честь быть грузинами или кем бы то ни было ещё, но не самими собой?!
Вопрос грузинского армянства решится, когда Армения прорвёт блокаду, покончив с «Азербайджанской республикой». Нас торжественно провозгласят вековыми братьями грузин, в Тифлисе вновь появятся армянские храмы, а паспортные столы МВД будут забиты армянами, желающими вернуться в лоно своей семьи. Я нисколько не сомневаюсь в этом. За мраком ночи неизменно следует рассвет!
Быть армянином – не просто высокая честь. Это – особая миссия, и не уродам вроде Шеварднадзе, Гамсахурдия или Саакашвили, перегрызшим друг другу глотки в борьбе за власть на кавказском Гаити, определять, хороши мы или нет. Итог нашей ценности подведёт история, а не клоуны, так и не сумевшие решить, откуда – с Севера или с Запада – восходит солнце. Надеюсь, Шеварднадзе доживёт до того дня, когда ему придётся во всеуслышание заявить, что солнце восходит с Юга. Армяне были, есть и будут, и никто не верил в это столь же твёрдо и непоколебимо, как мой дорогой друг. Царствие ему небесное, мир его светлой душе и вечная память!
Александр МИКАЭЛЯН