Из серии «О Войне и Победе»
Русский ученый Лев Гумилев практически во всех своих работах стремился доказать отсутствие значительных антагонистических противоречий между представителями оседлой и кочевой цивилизаций. Основным аргументом Гумилева является несхожесть природных ландшафтов проживания кочевых и оседлых народов, что, мол, и предрешает отсутствие необходимости войны между ними. При этом Гумилев совершенно правильно выделяет глубокую и неоспоримую мысль: «Этносы – природные коллективы, адаптированные в своих вмещающих ландшафтах».
Затем, однако, в стремлении доказать свой начальный постулат, он добавляет: «Вражда должна выражаться в крупных войнах, сопровождающихся захватом территории». И приводит столь же внушительный, сколь и неубедительный список войн в истории, имевших место между представителями оседлой цивилизации.
В самом деле, между представителями единой метацивилизации нередко вспыхивают войны. Но у этих войн есть важная особенность: в них принимают участие армии, а не народы. Напротив, войны между представителями разных цивилизаций принимают форму наивысшего ожесточения и нередко сопровождаются уничтожением и массовой депортацией мирного населения. Что же касается «крупных войн, сопровождающихся захватом территории, то, думается, примеры с турками, монголами, арабами или гуннами более чем достаточны.
Гумилев прав, конечно, утверждая, что этносы адаптированы в своих природных ландшафтах. Однако это совершенно не является основанием для их мирного сосуществования.
Начну с того, что на протяжении многих веков среди кочевников культивировался культ героя, сумевшего ограбить поселение оседлых народов. Больше того, среди многих кочевых племен обряду посвящения юноши в мужчины должен был предшествовать удачный набег на поселение оседлого этноса, желательно, сопровождавшийся убийством. Естественно, что подобное понимание удали кочевниками не могло прибавить взаимопонимания между ними и представителями оседлых народов. Фактически война между оседлыми и кочевыми народами происходила всегда, и лишь иногда менялась степень ее интенсивности. Так что наблюдаемое наличие взаимной неприязни имеет вполне реальную историческую основу.
С другой стороны, Гумилев опять-таки прав, утверждая, что представителям различных цивилизаций несподручно жить в непривычных для его образа жизни природно-климатических условиях. И пример для подтверждения, достаточно, кстати, интересный, он нашел в работах известного этнографа и историка Иакинфа (Н. Бичурина):
«Жена хуннского шаньюя Модэ в 202 г. до н.э., когда хунны окружили ханьского императора у деревни Байдын, в северном Шэньси, посоветовала ему заключить мир без территориальных уступок, ибо, говорила она, хунны, приобретя китайские земли, все равно не смогут на них жить. Модэ согласился с умной женой и заключил с императором «договор мира и родства» – замаскированную дипломатическую форму капитуляции. Все остались жить дома».
Гумилев (намеренно или нет) не захотел заострять внимание читателя на географическое указание места описываемых событий – а ведь боестолкновение происходило на территории Китая. Кочевники хунны, «приобретя китайские земли», действительно не смогли бы жить на возделанной земле, а потому довольствовались иными формами репараций (золото, скотина, кони) и вернулись в степи, климат и растительность которой в описываемое время обеспечивал им привычный быт и спокойное, безбедное существование. Однако всегда ли так было?
Несколько веков спустя, когда климат в ареале обитания хуннов изменился, и наступила продолжительная (климатологи считают – многовековая) засуха, они были выброшены из степи, и значительная часть Европы вынуждена была познакомиться с одним из жестоких и кровожадных персонажей мировой истории – предводителем хуннов (гуннов) – Аттилой.
Кочевнику, в том числе перешедшему на полукочевую или даже оседлую жизнь, действительно несподручно жить на территории, приспособленной для оседлой жизни. Однако если он вынужден покинуть места своего обитания, то страдают, в первую очередь, оседлые народы, ибо именно на земли рседлых народов направляет кочевник свои отары.
Общеизвестный исторический факт: в результате долгих засух и наступления пустыни на ареал обитания кочевых племен Забайкалья (6 – 9 века), последние в поисках тучных пастбищ двинулись на запад и в начале ХI века достигли пределов Армении. Завоеватели разрушили в Армении множество городов и поселений и, что совсем уже было непонятно для армян, ирригационных сооружений. Кочевые тюркские племена, конечно же, не были против цивилизации вообще: они таким образом «голосовали» за свою цивилизацию. Кочевники нуждались в привычном для себя ландшафте, единственном, при котором они жили веками и могли жить дальше. То есть кочевникам были необходимы бескрайние тучные пастбища, в которые, вполне осознанно, они пытались превратить богатое водными ресурсами Армянское Нагорье. Возделанные поля не могут заменить пастбища, что и предрешило их уничтожение. Территория приспосабливалась под цивилизацию.
Не удивительно, что между армянами-земледельцами и пришлыми кочевыми племенами зародилась основанная на неприятии дуальной цивилизации и чуждого быта неприязнь. Неприязнь, главным источником которой является альтернативный образ жизни, неприязнь, которая сохранилась по сей день по той простой причине, что цивилизационные мировоззрения исключительно консервативны. Язык, письмо, образ жизни, даже религия и самоназвание народа могут измениться, цивилизационное мировоззрение – практически никогда.
Кочевники не пытались адаптироваться к новому месту жизни, они адаптировали эти местности под свой образ жизни. Надо сказать, что подобная адаптация ландшафта может лишь создать возможность (или даже видимость) более или менее комфортного проживания, хотя для этого и нужны определенные климатические и географические предпосылки. Сибирская тайга, к примеру, никак не может быть адаптирована кочевым этносом. Вспомним еще раз Гумилева: «Этносы – природные коллективы, адаптированные в своих вмещающих ландшафтах». Адаптированные в ландшафте, но не адаптирующие его!
Извращенный вариант – адаптация ландшафта под этнос – может создать условия для проживания, но не может породить чувства привязанности к земле, чувства патриотизма. Территория, адаптированная к собственным цивилизационным потребностям, практически никогда не воспринимается в качестве родины, нуждающейся в любви и тепле. В доходящем до самопожертвования массовом патриотизме, наконец. Пришельцы объективно не способны на самопожертвование во имя земли, с которой не связаны генетически, и которую, как правило, воспринимают лишь как средство наживы.
Вышеприведенное означает, что возможные военные действия Армении с этими народами/племенами облегчаются тем фактором, что тюркские племена Азербайджана в свое время овладели непривычной для их цивилизации экологической нишей армянского народа. Они не ощущают ее своей родиной. Этим, в числе других значительных факторов, объясняется факт непонятной для армян слабой привязанности закавказских турок к месту обитания в Нагорном Карабахе.
Вот что по этому поводу писал в мае 1996 года бакинский журнал «Монитор»: «Азербайджанская армия не могла выиграть еще и потому, что не знала, кого ей защищать». «Общество (закавказских турок – Л.М.-Ш.) до сих пор еще не нашло ответа, почему так легко и быстро были покинуты насиженные места? …почему же в критический момент мы повели себя не как хозяева, а как самые натуральные временщики?» «Население этих земель (освобожденных вооруженными подразделениями Армии обороны Республики Арцах – Л. М.-Ш.) своим поведением доказало, что им эта земля не дорога. И теперь, когда по телевизору слышатся заявления различных групп беженцев к руководству страны с призывами «верните наши земли», это, по меньшей мере, безнравственно… Разительное отличие представляет собой армянская община Нагорного Карабаха, которая, в большинстве своем, оставалась в населенных пунктах».
Племена закавказских турок никогда не считали Арцах своей родиной. И это естественно. Слишком короткий срок они прожили в армянском крае, чтобы успеть адаптироваться в нем. А адаптировать к своей цивилизации армянские горы мы никому не позволим. Временщиков в Арцахе больше не будет.
Левон МЕЛИК-ШАХНАЗАРЯН