Чтобы понять суть вопроса, достаточно беглого взгляда на нашу историю. Утрата свободы неизменно атрофирует у порабощённого народа чувство отчизны. Участь побеждённого очень незавидна – его воспитывают (как правило, плетью) все, кому не лень. Нас пинали турки, большевики и даже грузины. Всех их объединяло общее желание не допустить возрождения в нас духа державности, диктуемое, как легко догадаться, страхом испытателя перед пружиной, имеющей обыкновение внезапно распрямляться, сколько бы её ни держали в сжатом состоянии.
Именно это произошло в 1988 году, когда наш народ пробудился от летаргического сна и началось общенациональное движение за воссоединение Армении с Арцахом. Горбачёву не помогли даже апелляции к интернационализму, порочной концепции, призванной заменить любовь сына к матери привязанностью сироты к приюту для беспризорников, созданному кремлёвскими костоломами. Ложь, густо замешанная на марксистской демагогии, дала сбой именно у нас, более 70 лет воспринимавших изуверский советский “интернационализм” как новое евангелие.
В статье о еечизме интуиция не подвела Пандухта, написавшего всё точно. Призыв подвергнуть уродов общественному обстракизму и создать вокруг них санитарный кордон оправдан всей логикой армянской истории и только так ставил бы вопрос Левон Грантович. Но есть смысл акцентировать сословное измерение вопроса, как бы оно ни было дискредитировано маразматической идеологией Советов. Борьба с еечистской бациллой требует мобилизации аристократического потенциала нации. Аристократ легко узнаётся по брезгливости к плебейству, дух которой пронизывает всю статью Пандухта. Попытаемся развить эту идею.
Армянский народ аристократичен в лучшем смысле слова. Он, как истинный князь духа, с лёгким сердцем идёт на бой. Жизнь в Армении трудна (а где она легка?), но прекрасна. Для Воина, в котором Левон Грантович видел воплощение дворянских добродетелей нашего народа, нет страны, лучше и желаннее Армении. Вспомним в этой связи лозунг немцев – лучше быть дворником в Германии, чем президентом во Франции. Еечисты вывернули его наизнанку, каркая, что можно и должно быть кем угодно где угодно, но только не армянином в Армении.
Для родившегося, увы, армянином раба нет страны, хуже Армении. Проецирование омерзения к себе вовне создаёт зону внутреннего комфорта для привыкших к своей несостоятельности ничтожеств, видящих в ней норму, а не аномалию. Их ажиотаж создал спрос на неуважение к стране, которую они не воспринимают как Родину, т. к. у них нет ни уважения к себе, ни чувства отчизны. Было ли это чувство у турка-Аршака, посмевшего поднять лапу на Левона Грантовича, и кто воспитал ублюдка, на стене норы которого висел портрет Ататюрка?
Еечисты не изменят своего отношения к Армении, даже если её руководство будет признано кем-то (своего мнения у рабов нет) идеальным. Изменения к лучшему не устраивают смердов. В этом случае тайное (их ущербность) станет явным и они не смогут тыкать своим грязным перстом в чужую грудь. Смерды не считают нужным ни признавать свои слабости, ни (тем более!) бросать им вызов. Антагонизм между аристократизмом и плебейством также очевиден, как и имущественное расслоение, но менее заметен, чем различие в облике иномарок и маршруток. Мы не замечаем аристократизма, ибо наше представление о социальной справедливости определяет советская зависть к более удачливому соседу и инстинктивная готовность донести на него, куда следует, а не высокое стремление преодолевать свои слабости.
В “Леопарде” Лампедузы отец Пирроне, излагая собеседнику суть аристократизма, рассказывает ему о поведении польских дворян-эмигрантов, оказавшихся в Париже без средств и вынужденных работать кучерами. Если пассажир позволит себе нечто лишнее, он будет огрет даже не кнутом, а огнедышащим взглядом в свою сторону, от которого попятится, как собака, которую пинком выгнали из церкви. Лампедуза знал, что феномен аристократизма создают не имущественные привилегии, а право на первородство и умение жить с достоинством в любых обстоятельствах.
Князь остаётся князем в бедности и даже на плахе, а смерд не перестаёт смердеть, даже разбогатев (комичный пример этой антитезы даёт мольеровский “Мещанин во дворянстве”). Нжде оставался собой в застенках НКДВ, а его мучители страдали от бессоницы и страха покушений на свою ничтожную жизнь в Кремле. Достоинство князя создаёт “полный гордого доверия покой”, а не наличие аляповатого (согласно вкусам наших нуворишей) дворца и вождение иномарки. Смерд остаётся смердом и за рулём вожделенного Феррари, что непостижимо его плоскому “уму”.
Успешная борьба с еечизмом должна начинаться с воспитания в армянском народе аристократических чувств, точнее, с их возрождения. Решение этого вопроса лежит на поверхности. Его осуществление не будет стоить ни гроша, его ограничат лишь рамки нашей фантазии. Особое место в воспитании должна занять школа. Бисмарк говорил, что объединение Германии подготовил прусский учитель. Если у нас пока (или уже) нет таких учителей, их кадры надо начать готовить сейчас.
Учебный день в школах должен начинаться с торжественной церемонии поднятия нашего флага и завершаться его спуском. Учитывая особую важность учительского труда для судеб нации, допуск к нему надо закрыть для людей с пессимистическим отношением к жизни (этому надо поучиться у американцев, не допускающих таких людей ни к какой работе). Установить отрицательное отношение к своей стране не составит труда в ходе интервью перед приёмом на работу. Изобретать велосипед не нужно – техника job interview давно отработана и известна повсюду.
Это касается и церемонии получения гражданства Армении и Арцаха. В Штатах её обставляют с помпой. Перед новыми гражданами выступает, к примеру, итальянец в третьем поколении, рассказывающий о предках, прибывших в Америку, спасаясь от tragedia del mezzogiorno в Kaлабрии. Им было нелегко, но они тяжело работали, чтобы их внук стал окружным судьёй. Это так, и легко понять благодарность судьи предкам и гостеприимству Америки. Но…
Непонятно, почему мы, наследники великой истории, не можем придумать гораздо более впечатляющего зрелища! Церемония получения нашего гражданства должна стать незабываемым событием, обставленным с надлежащей торжественностью. В жизни послеаодовской Армении много уродства и мало красоты. Армяне устали от трудностей, что понятно. Добавить в их жизнь немного красоты – веление времени и эффективное средство борьбы с антигосударственным настроем наших негодяев. Иммунитет к еечизму может создать только чувство личного достоинства армянина и любовь к красоте, заложенная в его генах. Уродство – не наша стихия!
Но всё это – лишь верхушка айсберга. Чтобы найти решение вопроса, надо понять, почему наши смердяковы ведут себя так агрессивно по отношению к Армении, а не к “благополучным”, в их убогом понимании, странам вроде США или РФ. Ответ на этот вопрос даёт условный рефлекс павловской собаки. Руководство Армении само несёт часть ответственности за еечизм, не сделав получение её гражданства целью армян. Александр Мясникян, руководивший Арменией после её раздела Лениным и Кемалем, призвал гигантов нашей культуры в разорённую и забитую беженцами страну, и это решение полностью оправдало себя.
Наше нынешнее руководство, судя по его ссылкам на “многомиллинный” Спюрк и планам развивать туризм, боится заикнуться о репатриации армян, вышвырнутых из страны шайкой ЛТП. Руководить турбюро неизмеримо проще, чем окружённой ненавидящими врагами страной, но Армения всё же развивается, вопреки карканью еечистских ворон, известном в психологии как self-fulfilling prophesy. За более чем 25 лет независимости не было недостатка в прогнозах неизбежного краха Армении (как и в выдвигавших их людишках), но мы выживаем, что не устраивает еечистов. Они не просто предрекают крах, а делают всё, чтоб его приблизить. Как остановить еечистскую напасть?
Лет 15 назад Зорий Балаян писал, что нам нужен армянский закон о возвращении, но это так и осталось благим намерением (возможно, не в последнюю очередь из-за страха наших чинуш перед конкуренцией со стороны образованных армян из стран Спюрка). Поведение еечистов подсказывает, что этот закон должен быть дополнен процедурой лишения врагов Армении гражданства с конфискацией их имущества. Пандухт правильно написал, что вести с ними разъяснительную работу бесполезно. Зачем прощать того, кто твёрд в грехе? Они делают всё, чтобы воспрепятствовать инвестициям и репатриации в Армению, а мы подкрепляем их измену, сохраняя за ними гражданство и жилиша, которых не хватает защищающим её Воинам. Почему мы поощряем (называя вещи своими именами) прямую измену?
Еечисты принимают гражданство Армения за нечто, само собой разумеющееся, так как она “никуда не денется” (повидимому, это уродливое убеждение объединяет её внешних и внутренних врагов). Если бы они знали, что за армянское гражданство, как и за всё на свете, надо платить, они не смели бы вести себя столь бесцеремонно и вызывающе нагло. Не надо церемониться с туркоподобным еечистским отребьем больше, чем наши Воины церемонятся с настоящими турками на границе.
Смердяковы должны понять, что гражданство Армении – привилегия её патриотов, а не рычаг для шантажа её руководства эмиграцией. Армения – это дом армян, а не инструмент получения еечистскими крысами гринкарты. Пусть убираются, куда им заблагорассудится, но несут ответственность за свои клеветнические утверждения! Защита от клеветы – неотъемлемая часть западной юриспруденции, и очень трудно понять, почему она не практикуется у нас.
Кто дал право “звездуле” хамить Пандухту и клеветать на армянское руководство в момент кризиса с заложниками? Свобода слова определяется не сочетанием куцых мозгов и длинного языка, а знанием предмета теми, кто высказывает о нём мнение, и их строгим соответствием фактам. Признание права на свободу слова за неучами и лгунами означает злоупотребление и паразитирование на благах демократии. Но наша демократия призвана защищать права армянского народа, а не “право” кучки кликуш клеветать на нашу (у них её нет) Родину с целью её погубить.
Либо мы, либо они, третьего не дано. Скажем еечизму нет!
Александр МИКАЭЛЯН