Освобождение сирийской армией экономической столицы Сирии — города Алеппо — дает шанс на то, что армянская община города все же сохранит свое существование.
В связи с этим знаменательным и переломным событием хотелось бы вспомнить одного из наших прославленных соотечественников, стоявших у истоков формирования армянской общины Алеппо. Речь о выдающемся медике, публицисте и общественном деятеле сирийской армянской общины Аветисе Чепеджяне.
Аветис Чепеджян родился 11 ноября 1876 года в киликийском Айнтапе. По настоянию своего отца, видного деятеля провинции Айнтап Ованнеса Чепеджяна, поступил на медицинское отделение Сирийского протестантского колледжа (ныне — Американский университет Бейрута — Пандухт) и в 1903 году получил диплом врача. Некоторое время проработал в больнице в Урфе, затем продолжил врачебную практику в американской больнице Айнтапа. Для получения дополнительного профессионального опыта стажировался также в Германии и Швейцарии.
В 1909 году Чепеджян женился. В этом же году начались погромы в Адане, ставшие причиной гибели от 20 до 30 тыс. армян и 1300 ассирийцев, и Чепеджян с супругой, беременной их первенцем, решает вернуться на родину, в Айнтап.
В годы Первой мировой войны Аветис Чепеджян служил в османской армии в качестве офицера-медика на различных фронтах, и в ходе своей воинской службы вел дневник. И хотя впоследствии им было написано множество литературно-публицистических работ на общественные, национальные и церковные темы, наиболее значимым трудом, безусловно, является именно его «Дневник армянского армейского офицера в Чанаккале и на восточном фронте, 1914-1918 гг.», написанный в 1914-1919 гг. армянскими буквами на турецком языке. Лично меня данная книга в свое время поразила своей беспощадной документальностью.
Этот дневник, содержащий воспоминания доктора А. Чепеджяна о войне, был начат 3 ноября 1914 года, а последние записи в нем датированы декабрем 1919-го. В 1986 году книга была переведена и издана в Бейруте на западноармянском языке, а в нынешнем году вышел в свет ее перевод на турецкий.
По поводу выхода турецкого варианта книги журналист издания Today’s Zaman Эркам Эмре пишет: «Дневник армянского офицера османской армии в Первую мировую войну представляет нам это событие в совершенно ином аспекте и раскрывает глаза на те ценности, которые мы потеряли из-за отсутствия толерантности по отношению к другим народам».
Дневниковые записи Чепеджяна обширны, особенно все, что касается в них Геноцида армян. Однако уникальными их делает то, что они были написаны армянским офицером османской армии. Его жизненный путь и свидетельства непосредственного очевидца напрочь опровергают современные тезисы турецкой пропаганды об отсутствии у армян лояльности к османскому государству и, более того, некоем «предательстве родины». Чепеджян отдал свой воинский долг империи сполна — от начала и до конца, и не прерывал исполнение своего долга и служебных обязанностей даже в те моменты, когда перед ним возникали проблемы, связанные с его армянским происхождением.
Воспоминания разные. С одной стороны, это красочное описание различных городов и местностей Западной Армении и Малой Азии, с другой — тревога, боль и страх, тоска по семье и дому и разворачивающаяся на его глазах трагедия его народа. К этим переживаниям добавляется осознание долга и меры ответственности в отношении своего предназначения офицера и медика.
Лишь заключение Мудросского перемирия 30 октября 1918 года становится завершением его военной карьеры. Как он сам пишет, «сегодня я был демобилизован из армии… ночью не мог сомкнуть шлах».
С этого момента и начинается его долгое возвращение домой. Но до этого возвращения была еще более долгая, полная горестей жизнь Аветиса вдали от своей семьи, наполненная тоской по ней и болью трагедии, переживаемой его народом.
Аветис Чепеджян любил природу и живо описывал ее красоту: «Какие прекрасные луга и повсюду чарующе зеленые горы. Румели — это рай». А вот его восхищенное описание горы Арарат: «Арарат представляет собой уникальное, пленительное зрелище. Много восторженных чувств унесу с собой домой. Бесподобная, великолепная и достойная славы императора Августа гора Арарат».
Описания красот природы этих мест чередуются с уродливыми картинами войны, описанными во всех подробностях, в том числе ход битвы при Чанаккале, включая бомбардировки со стороны союзных сил палаточного лазарета для раненых:
«Печальнейшее зрелище: везде рассыпаны человеческие черепа, кости рук и ног. Осколки пуль от шрапнели, обрывки палаток, куски обуви повсюду…»
Отдельное место в дневнике отведено профессиональным заметкам военного медика:
«Среди наших военных очень высокое количество больных малярийной лихорадкой. У меня много работы»; «Прибыло 11 тысяч раненых, лечить их раны попросту нет времени. Мы заняты лишь сопровождением их на корабль для отправки. Посмотрим, что будет». «В эту ночь я не спал до утра, настолько много работы. Эти строки пишу на огромном корабле, перевозящем раненых, здесь их 2 тысячи. Война в очередной раз вспыхнула со страшной интенсивностью».
И, конечно, будучи армянином, Аветис Чепеджян рисует переживаемую его народом беду. Он рассказывает, что, помимо ужасов войны, закон о выселении, вступивший в силу 27 мая 1915 года, стал еще одним трагическим событием в жизни османских армян, подробно описывая положение тех, кто стал жертвой младотурецкой политики Геноцида и массовых депортаций. Чепеджян часто говорит о том, что ему «не хватает сердечных сил», чтобы продолжать вести свой дневник:
«12 тысяч беженцев прошли через Мараш: жестокое зрелище, непередаваемые впечатления; из-за этого у меня больше не хватает сердечных сил продолжать мой дневник»; «Армянская деревня Хапузе — полностью опустошенная… Осталось всего пять семей, которые я посетил. Вторым пристанищем стала другая армянская деревня под названием Клушкерт. В этих краях сотни подобных армянских деревень, все пустые, население изгнано. Выйдя из Клушкерта, на расстоянии полутора часов от Балуэна достигли армянской деревни Хошмат, где начали расквартировываться. В деревне из 300 домов осталось четыре или пять семей. Курдские кочевники разрушили все дома»; «…Долина Тигранакерта обширна. Сюда мы прибыли три дня назад. По дороге я стал очевидцем зрелищ, сдавливающих сердце: повсюду кости армян…»
А ведь есть еще терзания по родным, также не избежавшим депортации без права на возвращение, включая его беременную жену и брата Григора, которые в 1915 году были сосланы в Сирию. И скорбные вести о гибели тестя на этапе у города Османие, о высылке семьи сестры и смерти племянников: «Вчера, услышав о кончине достопочтенного Тиграна Гунтагчяна, сильно опечалился»; «Сепха лер моей сестры Ноэм выслали в сирийскую пустыню и, узнав о смерти ее сыновей Геворга и Карапета, я испытал сильную скорбь».
Все эти потрясения, которые ему пришлось пережить, сказывались и на внутреннем состоянии Аветиса: «11 ноября мне исполнилось 40 лет: печальная годовщина. Посмотрим, а исполнится ли 41, и где, и как?..» Но, несмотря на тоску по дому и семье, Аветис всегда сохранял в сердце надежду: «Получив изображения моих детей — Ропера и Ваге, я несказанно обрадовался».
При всем при этом, армянский офицер продолжал исправно исполнять свой долг перед «больным» отечеством. Однажды, в ходе одного из боев, в корабль, груженный продовольствием, угодила бомба, и моментально начался пожар. Все турецкие солдаты замерли в оцепенении, не осмеливаясь его тушить. «Поднявшись на ступени, я крикнул, обращаясь к солдатам: «Эй, арсланы, это день служения ватану, давайте же тушить пожар, вперед!». Растерявшиеся было аскеры пришли в себя и бросились тушить огонь…».
Читая эти строки, невольно вновь и вновь задаешься вопросом: и как после всего этого турки смеют обвинять армян в предательстве «имма ватана» — государства — в ходе Первой мировой войны? Однако Аветису было хорошо известно, что из себя представляют турки, и в своих воспоминаниях он не сомневается в том, что это — «жестокий народ».
И вот начинается путь Аветиса к дому и последняя часть его дневника. «Все время думаю о доме. Уже два дня нахожусь в пути»; «…Шестой день идем пешком: сегодня я полностью вымотался. Нормальной пищи нет. Сегодня четыре наши телеги увязли в снегу. А еще стаи волков… провожу самые незабываемые дни в моей жизни. Однако то чувство, что возвращаюсь домой, заставляет забыть все испытания…». Однако даже усталость не в силах помешать ему описывать окружающее. Вот, например, картины Вана: «…Озеро, Вараг и гора Сипан создают впечатляющее зрелище»; «…В Баязете была тысяча армянских домов, но все бежали». Он проходит Кара-Килису и Челикян: «…Все деревни района — армянские, но все пустые».
В итоге, после 40 дней пути, Аветис наконец достигает Трапезунда. Оттуда по морю добирается до Полиса и, наконец, по железной дороге — Алеппо.
Его жизнь и деятельность в Алеппо — это отдельная глава. Все свои силы он посвящает вопросу выживания соотечественников, спасшихся от жерновов Геноцида, становлению армянской общины Алеппо. Вместе с братом жены Филиппом Ованесяном, при содействии известной эстонской миссионерки и спасительницы армян Анны Хельвиг Бюль, он открывает лечебницу, впоследствии преобразованную в известную на весь Алеппо больницу его имени. В ней он лечит пострадавших в ходе Геноцида армян.
Свой благородный труд Аветис продолжал до 1950 года, пока позволяло здоровье.
Скончался Аветис Чападжян в 1952 году и с большими почестями был похоронен на Национальном кладбище Алеппо. Он стал подлинным символом выживания своего народа, как и его Алеппо сегодня — символом выживания Сирии.
Аветис Чепеджян не ведал отчаяния, потому что его целью было возвращение домой. И выбрав эту трудную стезю, он не сворачивал с нее, заслужив обретение. В этом и есть святое предназначение Армянина. Никогда не опускать рук, никогда не отчаиваться на долгом пути Возвращения и Обретения. Потому что Армянин обязан вернуться Домой…
ПАНДУХТ