В девяностых, в Москве, я был неплохим бизнесменом, владел несколькими ларьками “Союзпечати”, в которых продавали что угодно, кроме газет. Продавали всё, от китайских ветровок до национального напитка от московского завода “Кристалл”. Дела шли неплохо, я владел новенькой шестёркой и всегда имел пачку денег в кармане. Тратил их также, как и зарабатывал. В те времена я мог себе позволить всё, кроме московской прописки, хотя в итоге как то приобрёл и это. Иногда я забывал, что и где потратил вчера, но это всё не имело значения . Под утро местный милиционер предлагал мне вывернуть карманы в отделении милиции, куда меня приводили после клуба.
Нет я не любитель напиваться, но меня подчас вынуждали обстоятельства. Откуда мне было знать, что бывают дамы, которые могут пить с мужчинами наравне, оставаясь при этом на ногах, да ещё приходящих вытаскивать меня из отделения? Но я редко попадал в милицию, не наступал дважды на те же грабли. Как не странно, пока я жил в Москве, в “обезьяннике” был всего лишь раз за то, что во время комендантского часа решил сходить в магазин за хлебом. В девяностых в Москве “лицa кавказской национальности” для милиции были как красная тряпка для быка.
Они преследовали нас повсюду, в метро, на остановках трамваев, автобусов, троллейбусов, из всех машин постовые, сотрудники милиции или гаишники, обязательно останавливали наши, про рынки вообще молчу, это было излюбленное место нашего бравого ОМОНа. На рынке всё обстояло иначе, разговор был коротким: предъяви паспорт, пошли за мной, а уже в ОМОНовском автозаке проверяли, какой у тебя пресс и что могут выдержать твои почки.
Мне, конечно же, повезло с этим, лишь дважды получил по почкам, и то сам напросился, сказав, что задержанный – мой родной брат. Вот мой диалог с омоновцем:
– Давай паспорт!
– Пожалуйста!
Омоновец открыл паспорт, прочёл фамилию, даже не стал проверять прописку, а я неделю назад, получив постоянную московскую прописку, гордо считал себя новым москвичом. Он сказал:
– Пошли за мной!
Мы с братом пошли за милиционером, думая, что придём, увидят, что я прописан в Москве и отпустят. Но он привёл нас на площадку за торговыми контейнерами. Там собрали людей, чья внешность походила на кавказскую. Всех уложили на асфальт лицом, велели расставить ноги и держать руки на затылке. Омоновец с нашими паспортами подошёл к начальнику, указал на нас и сказал:
– Ложитесь!
Место мы с братом быстро нашли и подчинились приказу ОМОНа. В то время, у бизнес-публики было очень модно носить барсетку, за которыми удачно охотились грузины, хотя сами нередко лежали в этом на асфальте рядом с нами. Как вы поняли, я как бизнесмен, не отличался от других и тоже носил барсетку. Тут один омоновец, заметив барсетку, велел в грубой форме высыпать всё содержимое барсетки. Я конечно не стал возражать, хотя знал, что оно обязательно привлечёт их внимание. В барсетке, у меня на тот момент, была сумма, эквивалентная по стоимость одному автомобилю марки шестерка. Интерес у стоявших над нами вооружённых до зубов омоновцев был высокий. Все по очереди подходили, хватали пачки, со словами:
– Ни хрена у нас чурки живут!?
После того всех, я решился спросить охотников за добычей:
– А можно собрать в барсетку?
– Зачем?
– Ну, чтобы ветер не унёс!
– Это наши деньги, пусть унесёт, нам не жалко! (радостно сострили “герои”).
– И всё же можно собрать?
– Ну собери! Смеясь сказал один из человекоподобных.
Собирая всё высыпанное, я подсчитал, сколько денег осталось. Оказалось, что не хватает нескольких купюр, не припомню, какого наминала. Тогда я решил, что встану и скажу, что у меня не хватает нескольких купюр. Но мой брат, лежавший рядом, сказал:
– Не надо, чёрт с ними, пусть подавятся.
Мне это предложение не понравилось и, воодушевившись моковской пропиской, я чуть не сделал глупость. Спасло меня то, что в этот момент привели двух армян, которым, так же, как нам, предложили лечь на асфальт. Один из них не стал сопротивляться, а второй сказал:
– Ара, я в белом, не видишь что ли?
– Мне п….й, ложись я сказал!
– Ара говорю же я в белом.
Тут один из двуногих сразу ударил его с одной стороны, а второй с другой. Белый костюм бедного парня окрасился кровью. После недолгой расправы над бедным парнем он прилёг рядом со своим другом. Двуногие блюстители беззакония, ехидно улыбаясь, сказали:
– Теперь ты в красном, спокойно ложись!
После этого, вставать я уже не стал, не говоря о том, чтобы посметь что-то им предъявить. Через некоторое время, нас всех отвели в отделение, из которого отпустили очень быстро. Простые милиционеры казались миролюбивыми, некоторые извинялись, что в те годы было редкостью, и говорили:
– Да это у них кого-то убили в Чечне, вот они и отыгрались на вас.
Мне конечно, было всё равно, кого и за что убили, я то-тут причём, но это всё было сказано в уме. К чему я это рассказываю? К тому, что когда-то, когда мы потеряли Шаумяновский район и попали в Степанакерт, нам предложили поселиться в разрушенном городе Шуши. Но мы не хотели испытывать трудности и рвались в Ереван в надежде, что там, нас примут и поселят где-нибудь. А когда приехали в Ереван, увидели огромные очереди за хлебом, не всегда очень приветливые лица. И всё же это было родное, я не чувствовал себя чужим. Но и это нас не устроило и мы поехали в Россию, фактически бросив Родину в самую трудную минуту. Бросили и выбрали страну, где испытывали унижения на каждом углу, многие так и не поняли, что мы на самом деле потеряли и что ещё потеряем, а потеряемся мы сами, растворимся в массе и исчезнем навсегда.
Карен АГАБЕКЯН