Перечитывая Левона Мелик-Шахназаряна

Как и многие армянские дети, я рос в сопровождении рассказов моих родителей и бабушки о темных и светлых страницах истории нашего народа — о Геноциде, наших доблестных фидаи, райском Эргире и Масисе, оставшимися там, за рекой, которые однажды обязательно вернутся к своему законному хозяину — армянскому народу.

Еще тогда, в детские годы, меня интересовало: как получилось так, что в турецком народе и по сию пору не нашлось людей, которые бы возвысили голос против черной несправедливости, совершенной в отношении своих соседей, при условии, что армяне, по большому счету, в большинстве своем всегда были лояльными гражданами не только Османской империи, но и любого другого государства, в котором проживали.

Помню, в какой-то из книг, кажется, в «Семи песнях об Армении» Геворга Эмина, был отрывок из стихотворения турецкого поэта-коммуниста Назыма Хикмета:

В бакалейной лавчонке Сурена
Загорелись огни.
Он армянской резни
Не забыл.
Он убийцам отца
Не простит до конца,
до смертной черты.
Но он любит тебя,
Потому что и ты
Не простил тех, кто помог
На лбу Турции
Выжечь это клеймо.

Это было сильно, но мучительно мало, и потому понимания не происходило.

В детстве я никогда не общался с «азербайджанцами». У нас в семье их не отделяли от турок, бабушка всегда плевалась при одном упоминании об этом племени, а понятие «турок» было настолько презрительным в нашей детской среде, хотя, если честно, мне всегда было любопытно, какие аргументы в отношении исторических событий могут быть у противоположной стороны.

Потом случились перестройка, начало Арцахского движения и Сумгаит. И «мнения» противоположной стороны поперли, словно бурный поток жидкой грязи.

Когда стали всплывать первые подробности чудовищного злодеяния, совершенного против наших сумгаитских соотечественников, мне опять трудно было представить, как такое оказалось возможным, чтобы в городе с населением в четверть миллиона ни один человек не встал на защиту своих соседей, не попытался остановить, вступиться.

Потом это будет происходить еще множество раз: Кировабад, Ходжалу (сентябрь 1988-го), Баку, операция «Кольцо», медленное уничтожение Степанакерта, Марага… И позднее: убийство Гургена Маргаряна и последущие выкуп и экзальтация подлого ночного убийцы, регулярные обстрелы и диверсии. Из последнего достаточно вспомнить рейд азербайджанской диверсионной банды по Карвачару, сбитие нашего вертолета, выполнявшего учебный полет, пытки и убийства заложников, случайно оказавшихся на «той» стороне, выстрелы снайперов по престарелым армянским сельчанам, минометный огонь по учебному центру вглуби нашей территории, множество диверсий, угроз и тонны информационной лжи.

И все равно всякий раз задумываешься о том, как такое может быть: или полное молчание и одобрение толпы, или даже единодушный щенячий восторг по поводу содеянного.

Да, в любом народе есть негодяи и подонки. Но вы можете себе представить массовые казни, сожжения живых людей или групповые изнасилования на улицах Еревана? Или Тбилиси, или Санкт-Петербурга? Чтобы абсолютно никто не вступился, не остановил, а, наоборот, все происходило под одобрительное улюлюканье зевак. Можете представить драку двух семейств за право занять соседскую квартиру, в которой еще не высохла кровь растерзанных хозяев? Представить такое просто невозможно нигде… кроме Турции и Азербайджана.
Мы пытаемся примерить события на себя, и не получаем ответа, пытаемся найти присущие нам человеческие качества там, где их нет и не может быть просто по определению.

Понимание и сознание ко мне стали приходить после знакомства с работами Левона Грантовича Мелик-Шахназаряна.

«Этническая несовместимость между отдельными народами существует, и истоки ее необходимо искать не в генетике, и не в религии, а в цивилизации», — пишет он в своей замечательной работе «Цивилизационная несовместимость».

«Мы – разные. Это – необходимый посыл для правильного понимания межэтнических контактов. Данная аксиома не обязательно требует определения «хороший – плохой», достаточно констатации того, что мы разные. У нас сформировавшееся и созревшее в процессе истории разное мировоззрение, разные оценки одних и тех же явлений, разное понимание морали, разнящийся быт, различное отношение к чести, милосердию, морали, правде… У нас разные внутрисемейные отношения, разное отношение к детям, родителям, другим членам семьи…»

А ведь все это действительно так. Помните искреннее недоумение турок тем, что мир не разделяет их щенячий восторг по поводу освобождения пустоглазого сафароида? А угрозы кастратоголосого Бюльбюльоглы в отношении русских жителей Азербайджана во время поимки бирюлевского убийцы Зейналова?

Я вспоминаю одну историю, которую мой старший друг и учитель рассказал однажды. Дело было во время Арцахской войны, в тот момент, когда хребет врага был уже переломлен рукой армянского солдата. В одном из освобожденных сел шла фильтрация закавказских турок на предмет наличия мужских особей, участвовавших в военных преступлениях против армянского населения Арцаха. Был остановлен грузовик с закавказскими турками, в котором, среди женщин и детей, прятался взрослый мужчина. Когда его попытались вытащить из кузова, его жена, истошно крича, подняла над головой своего грудного ребенка и пригрозила выбросить его с высоты, если армяне притронутся к ее мужу. И она действительно выполнила свою угрозу, швырнув ребенка, которого, к счастью, подхватили на лету армянские солдаты.

Могло ли такое происходить у армян? Естественно, нет. Потому что у нас совершенно иное отношение к детям, семье, воинской доблести и многму другому. А история действительно чрезвычайно показательная и запоминающаяся, как и вообще многое из того, что рассказывал из своего богатого жизненного опыта незабвенный Левон Грантович.

И опять процитирую:

«Турок потому и турок, что по сей день живет и мыслит категориями кочевника: обмануть, ограбить, украсть, а, если повезет, то и убить. Будь он иным, менее кровожадным и совестливым, он просто не сумел бы выжить. Природа, окружение и климат ареала его кочевого бытия воспитали его таким, каким он появился на Армянском нагорье тысячу лет назад, каким он остается сегодня. Цивилизация консервативна, и требовать от потомственного кочевника-турка впитать в себя ценности оседлого человека — все равно что требовать от шакала пастись на лужайке.

Наша этническая философия, наше мировоззрение складывались в иных условиях, наше национальное благосостояние зависело от нашего труда, а не от меча. Меч необходим при защите Родины, в остальное время нашим оружием являлся плуг».

И опять все удивительно точно подмечено. Мы в силу своего менталитета тщетно пытаемся примерить на турка собственные цивилизационные ценности… и каждый раз предсказуемо обманываемся.

«Образ жизни оседлых и кочевых народов не менялся в течение десятков веков. Мы — созидатели, они — потребители. Мы — воины, они — грабители. Наше богатство от земли, у них – набеговое хозяйство, опирающееся на грабеж поселений оседлых народов. Мы — от земли, они — на земле. У нас разная этика, разные ценности. У нас взаимоисключающая цивилизация. Между нами существует пропасть этнической, цивилизационной несовместимости. Это – объективная данность, без учета которой невозможно понять многие из происходящих в мире событий».

Иногда, когда встречаю в армянской прессе материалы о том, что не все турки одинаковы, что на сопредельной стороне государственной границы матери также ждут своих сыновей, и нужно искать точки соприкосновения, я осознаю, что люди от непонимания просто пытаются одеть на турка армянский архалук.

Любые попытки о чем-либо договориться с турком изначально обречены на провал. Просто потому, что турок, в силу своего менталитета, понимает только силу, и потому воспринимает подобные попытки в качестве слабости и подтверждения правильности избранной тактики пустых угроз. Поэтому единственное, о чем должен думать армянин, это о том, как уничтожить это чужеродное образование, эту раковую опухоль на теле нашего региона.
И еще из Левона Грантовича. На тему, о которую сломано впустую столько армянских копий. По-моему, гениально, потому что предельно просто:

«Армяне читают Пушкина, а закавказские турки цитируют Гасуба. Мы выражаем свое согласие с человеколюбивой философией поэта, в то время как закавказские турки повторяют слова Гасуба, полностью приемля его кровожадную сущность…».

ПАНДУХТ

Также по теме