Считается, что язык отражает состояние души говорящего. Оруэлловский newspeak (новояз), вошедший в наш обиход с лёгкой руки некоторых авторов, подтверждает правильность этого суждения. Речь идёт о пристрастии части армянских экспертов к некритичному и бездумному употреблению абсолютно бессмысленных клише, не только не проясняющих их мысль (когда и если таковая их осеняет), но и вводящих в невольное заблуждение нашу подчас неискушённую аудиторию.
Талейран полагал, что «язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли». Это говорил человек, по долгу службы обязанный уметь (и умевший!) вводить людей в заблуждение. Аудитория Талейрана составляли Александр I, Меттерних, Бонапарт – люди, которых даже Талейрану с его изысканной вкрадчивой гальской речью было нелегко обвести вокруг пальца. С нашими людьми это, увы, намного проще.
Обмануть врага, да ещё такого коварного и беспощадного, как турок, – святое дело. Это понятно. Непонятны попытки обмануть свой народ, вчитывающийся в каждую печатную строчку, чтобы найти ответы на стоящие перед ним вопросы. Наш народ переживает трудное время и непонятна логика авторов, навешивающих ему лапшу на уши. Объяснить такое отношение можно, повидимому, авторским нарциссизмом тех, кто желает выглядеть умнее, чем в действительносии. Бездумное, некритичное и вопиюще безграмотное использование иностранных слов, значение которых так и осталось для этих людей тайной за семью печатями, кажется им хорошим способом доказать свой профессионализм и высокий интеллект. Приведём наиболее характерные примеры дремучего невежества такого рода, не всегда замечаемого нами.
Задумаемся над смыслом хотя бы такого популярного у нас слова, как терпимость (или, толерантность, как выражаются особенно продвинутые «мыслители»). Подлинный смысл этого слова прояснился в дни бойни в Сумгаите, когда Горбачёв начал вдруг проповедовать терпимость. Призывы к проявлению терпимости обращались, ясное дело, к пострадавшим от бойни армянам, а не совершившим её туркам. Смысл этой демагогии был прост: армян убеждали терпеть политику геноцида, проводившуюся против них Азербайджаном все годы советской власти. В награду за этот мазохизм нам обещали «терпимость» Баку к факту нашего существования! Горбачёв так и не научился краснеть за сказанную им чушь и даже за содеянное им зло. Но можно ли, не краснея, отстаивать терпимость в пережившей «перестройку» Армении?
О терпимости сегодня болтают все, кому не лень, но мало кому приходит в голову, что такого явления просто нет в природе! Разве можно представить себе онколога, призывающего больного раком терпеть метастаз, и дантиста, призывающего своего пациента терпеть зубную боль?! Подобных «врачей» в любом обществе лишили бы практики и сгноили бы в тюрьме за нарушение элементарных этических норам, но у демагогии – свои законы.
Здравый смысл подсказывает, что терпеть дурное глупо. Призывать к терпимости к дурному (как это делал Горбачёв) уже не глупо, а безнравственно. Если речь идёт о чём-то прекрасном, терпимости также не должно быть места, ибо прекрасное надо лелеять и беречь, как зеницу ока, а не «терпеть»! Так о какой же «терпимости» болтают идеологические диверсанты и их невежественные подпевалы в странах с узаконенным статусом бедных родственников вроде нашей? Где они видели такую терпимость и почему её не практикуют те, кто проталкивает эту дрянную идейку на безопасном отдалении от собственных рубежей? Не станем задавать риторических вопросов о том, почему армянское общество обязано проявлять мазохистическую терпимость к стремлению самозванных культуртрегеров до основания разрушить его вековые устои и прежде всего армию, являющуюся единственным гарантом его сохранения. Куда интереснее спросить, почему мы должны проявлять терпимость к самой пропаганде терпимости? Терпимость терпима только в доме терпимости! Ей нет места в стране, борющейся за выживание в люто ненавидящем его варварском окружении.
Ешё симптоматичнее людоедское представление о демократии, сформулированное полтора года назад одной из наших учёных дам. Она изрекла, ничтоже сумняшеся, что даже ради Арцаха нельзя отказаться от демократии. Логика этого утверждения подсказывает, что ради демократии можно отречься от Арцаха, не думая о «мелочах» вроде права целого народа на существование. Никто ещё не додумался до мысли о демократии как о Молохе, в пасть которому можно бросить Родину и народ. Это весьма напоминает убеждение Ленина: «Интересы освобождения нескольких крупных и крупнейших народов Европы стоят выше интересов освободительного движения мелких наций».
Такие понятия о демократии нашли бы полное понимание и сочувствие в Бухенвальде. Жаль, что никто не предложил гранддаме нашей социологии положить на алтарь обожаемой ею демократии своих детей и внуков, словно Авраам Исаака. Это стало бы лучшим ответом на циничное и безмозглое противопоставление демократии праву армян Арцаха на жизнь.
Жить чужим умом легче, чем развивать собственный. Это, кроме грантов, поездок за рубеж и прочих прелестей жизни, избавляет тех, у кого появился доступ в эфир (пардон, «медийное пространство») от ответственности за поток несусветной чуши, исходящий из их уст, ибо всегда можно оправдаться ссылкой на то, что выражалось чужое мнение. Но думать, прежде чем нести ахинею, подобает любому серьёзному человеку. Стыдно слышать звон, не зная, где он, пользуясь тем, что тебя не могут поймать на мелком мошенничестве. Вот уж воистину горе от чужого ума…
Речь идёт о термине «ксенофобия», сыгравшем злую шутку ещё с одним из наших учёных мужей (сколько их, однако, развелось, страшно подумать!). Слово «ксенос» означает по-гречески «гость», «странник», «чужестранец», и тюрки, перекочевавшие в наш регион 300 лет назад, не могут претендовать на роль хозяев в государстве, названном «Азербайджаном». Тюрки, имеющие трайбалистскую, а не этническую идентичность, не могли и думать, что их однажды произведут в хозяев земли, к которой они не имели ровно никакого отношения. Характерный для тюрка инстинкт кукушонка, который влезает в чужое гнездо, чтобы выбросить из него родившихся там птенцов, невольно оправдывается применяемой нашими авторами бездумной терминологией.
Термин «ксенофобия» применим к французскому и немецкому обществу. Де Голль и Аденауэр, почему-то объявленные великими деятелями, открыли двери Франции и Германии миллионам переселенцев из Северной Африки и Турции. Этому роковому решению содействовал данайский дар Америки в виде плана Маршалла. Благодаря притоку денег из-за океана экономика этих стран стала стремительно возрождаться из пепла мировой войны. Восстановление требовало рабочих рук, поставлявшихся как раз странами третьего мира. Так было совершено преступление против Европы, побудительным мотивом которого послужило желание европейцев «красиво жить». Руки французов и немцев оказались слишком изнеженными для физического труда.
Французский пример особенно показателен. Де Голля прославляют за принятое им решение уйти из Алжира. К 1962 году, когда Франция признала его независимость, выяснилось, что она не ушла из Алжира, а как бы забрала его к себе (вместе с 900 000 бежавших оттуда французов). Де Голль и Аденауэр дали нынешним арабам и туркам козырь, пригласив их отцов в Европу. Эту карту нелегко покрыть. На редкие голоса протеста против всё более вызывающе-наглого поведения этой публики раздаются встречные обвинения в ксенофобии.
Применение термина «ксенофобия» к Азербайджану не просто бессмысленно, но и искажает логику и конфигурацию конфликта между его автохтонными народами и тюрками, под ярмом которых они оказались благодаря сговору Ленина и Сталина с Кемалем. Нужно ли нам подыгрывать мошенникам, не имеющим права на пожалованные им земли? Претензии наших титулованных невежд на академизм могут недёшево нам обойтись. Краснобайство уместно за кавказским столом, а не в науке.
Ставя незаконорожденное государство на одну доску с Францией и Германией, мы способствуем усилиям по его легитимации за свой счёт. Есть ли логика в оказании подобного содействия нашему злейшему врагу?
Призывать захватчиков и убийц уважать права «гостей» (армян, талышей, аварцев и лезгин) значит проявлять полное непонимание смысла слова «ксенофобия». Всякий раз, когда наши эксперты обвиняют в ксенофобии Азербайджан, кажется, что они готовы ухватиться за любую модную фразу, чтобы казаться шагающими в ногу с «мейнстримом» (еще одно бездумное заимствование из московского сленга, к сожалению, привившееся у нас). В Азербайджане мы боремся не с ксенофобией, а с пантюркизмом. Неужели так трудно называть вещи своими именами?
Гостями (непрошенными!) являются сами пришельцы турки, до сих пор не сумевшие определиться даже со своим этнонимом. Никто не звал на Кавказ этот грязный кочевой сброд! И логичнее было бы обвинять коренные народы Азербайджана, против которых гости – «азербайджанцы» – проводили и проводят политику геноцида и этнических чисток, в отсутствии ксенофобии, ибо в их случае ксенофобия – неприятие захватчика и узурпатора – является необходимым условием для выживания.
Александр МИКАЭЛЯН