Нам с ними не по пути

Вместо напутствия

Сегодня у “Восканапата” появился новый автор, Карен Агабекян, которого я имею удовольствие представить читателям. Прочитав комментарий Карена на статью Левона Грантовича о бессилии ненависти, я предложил ему поделиться с нами своими воспоминаниями о событиях, происходивших в Шаумянском районе четверть века назад. Карен не обманул ожиданий. Ему присуще умение с убедительностью передать дух времени, о котором он повествует, и характеры людей, с которыми его свела судьба.

Его воспоминания читаются на одном дыхании, а меня ни на минуту не покидало ощущение, что я знаком со всеми действующими лицами драмы: подлецом Сабухи, Мовсесом и его другом, наконец, одноклассниками автора, совершившими подвиг, понять который сам спасённый был неспособен. Наш народ никогда, и ни при каких обстоятельствах не теряет человечности и величия духа. Карен хорошо это показал, что бесспорно достойно нашей признательности. Давайте вместе пожелаем нашему другу успехов в его новом и очень ценном начинании.

Александр МИКАЭЛЯН

Нам с ними не по пути

Народ, веками и тысячелетиями живший на своей земле, вдруг стал скитальцем. Не по своей воле, а по воле самопровозглашенных судей народов, взявшихся вершить их судьбы. По воле тех, кто руководствуется не человечностью, а алчностью, по воле того мира, в котором человеческая жизнь измеряется баррелями, долларами и прочей идущей от дьявола нечистью.

Народ, который, по всем законам истории, должен был исчезнуть, выжил, пройдя сквозь ад, словно сам Господь предназначил ему миссию страдать, падать и вновь, несмотря ни на что, вставать на ноги. Сколько подобных народов было уничтожено, сколько страданий было им предписано? Мой народ выжил, а, точнее, продолжает выживать. А меня, человека, потерявшего родной очаг, терзает и воодушевляет одновременно один вопрос: откуда черпает армянский народ столько силы и терпения?

Вот уже 22 года, как нет больше моего родного Шаумяна, нет моего села Хархапут (Хрхапор), нет дома, улицы, но есть неискоренимая вера в то, что мы непременно вернёмся. Эту веру внушает память, могилы предков, воспоминания детства. Ничто не может заменить эти чувства, даже худшая жизнь в родном краю выше всякой роскоши на чужбине. Не повезло родному краю, моему Шаумяну, где самые благородные люди на свете жили, творили и воспитывали своих детей. В моём родном селе Хархапут было более ста домов, церковь, магазин и армянская школа (церковь коммунисты превратили в клуб ещё до моего рождения). Все церкви в нашем краю, как правило, использовались не не по назначению, как склады или, в лучшем случае, клубы, но ни разу не случалось, чтобы так же образом использовались мечети.

Я ходил в русскую школу в соседнем селе Карачинар (которую его жители, между собой, называли Арчихала). День первого сентября 1987 года начался, как всегда, с линейки, выступлений уважаемых педагогов, счастливых улыбок, букетов цветов и разноцветных шаров. Мы тогда ещё не могли предполагать, какая череда страданий уготована нам. Очень скоро школа превратилась в поле политических сражений между детьми, которые вели их, вооружившись небогатым запасом таких слов, как перестройка, гласность, кооператив, демократия, не понимая толком их значения. Впервые мы стали открыто обсуждать страшную трагедию моего народа, говорить о геноциде, вспоминать великого полководца Андраника. У нас в классе учился закавказский турок (“азербайджанец”) Сабухи Садыхов, мы с ним спорили на тему взаимоотношений армян с турками, о храбрости, о том, мы сильнее или они, хотя мы не допускали перехода споров в ссоры.

В нашей школе тогда ввели – впервые в русских классах – урок армянского языка, до этого там в обязательном порядке проходили так называемый “азербайджанский язык”. Помню, как Сабухи встал и демонстративно ушел, сказав, что не желает изучать армянский язык. Естественно, нас это очень возмутило и мы решили отказаться от уроков тюркского языка, но нас переубедил учитель физкультуры, сказав, что язык врагов нужно изучать, тогда мы будем больше знать про них, а чем больше знаешь, тем ты сильнее. Вряд ли это повысило нашу успеваемость и знание языка закавказских турок, но на нежелание посещать этот урок выходка Сабухи несомненно повлияла.

Судьба в то время готовила новое испытание моему народу. От избежавших смерти армян, что семьями поселились в наших сёлах, мы узнавали о страшных событиях, произошедших в Сумгаите. Разум отказывался верить в это. Вслед за сумгаитцами та же участь постигла затем бакинских армян. В школе появились новые ученики, а наш Сабухи, не опасаясь за свою жизнь, преспокойно с нами учился. На одной из перемен я с другом-одноклассником Араиком обсуждали график дежурства, когда прибежали испуганные девчонки, сообщившие, что Сабухи хотят избить. Мы тут же выбежали во двор и увидели толпу, в которой два наших одноклассника пытались остановить агрессивно настроенных парней. Мы с Араиком, расталкивая их, вошли в круг, чтобы помочь однокласснику избежать насилия. Я не помню, кто из парней начал успокаивать толпу, но как он это сделал, не укладывается у меня в голове до сих пор. Он не был “авторитетом”, не был даже старшеклассником, но его слова проникли в наши умы и каждый из нас осознал, что мы, армяне, не имеем права пасть до того, чтобы толпой бить одного.

Потом мы разошлись и проводили Сабухи до населенного закавказскими турками села Шефег, предложив ему больше в школу не приходить, поскольку рассказы наших новых учеников, прибывших из Сумгаита и Баку, многих выводят из себя, тем более, что сыр бор разгорелся из-за него. Тут он вдруг ляпнул, что турки нас, армян, всегда “били”, а Андраник никого не убивал, по его словам, когда он входил в тюркские деревни, они загодя убегали, и там уже никого не было.

Ныне я понимаю, что Сабухи был живой иллюстрацией мировоззрения тюркских кочевых племен, для которых отступление – бегство от борьбы является доблестью, а тогда, уже возвращаясь назад, я задавался вопросом, правильно ли мы поступили, не позволив и пальцем тронуть Сабухи, после того, как множество армян в Сумгаите и Баку подверглись погромам, насилию и убийствам? По дороге мы встретили учителя Вову, преподававшего нам военное дело. Он сказал, что мы имеем право гордиться своим поступком, и не у каждого народа есть такие достойные сыны. В этом поступке было немного моей заслуги, похвалы заслуживал тот парень, слова которого повлияли на агрессивный настрой школьников, в том числе, возможно, и наш.

***

Между сёлами Карачинар и Шефег, возле главной дороги, соединявшей наш район с внешним миром, была столовая. Как-то вечером карачинарец по имени Мовсес сидел в ней с другом. К ним подсели два турка. Беседа затянулась до самой ночи. В разговоре один турок, осмелев, рассказал о своём участии в погромах в Сумгаите, описав всю мерзость того, что они там делали. Мовсес не мог отпустить этих гадов, но зная, что законным путем справедливости не достичь, самолично совершил акт возмездия, расстреляв турок из своего пистолета. Я не знаю, как в ту минуту у него оказался пистолет, но полагаю, что его друг отвлёк снимание турок, незаметно сходив за оружием. Потом они благополучно отвезли трупы турок в лес и захоронили их, а через несколько дней их арестовали, причём наша же собственная милиция с двумя следователями–турками. Помнится, народ перекрыл им дорогу, но Мовсеса увезли в Баку на вертолете. Весь район гордился им – он был героем, убившим подонков, истязавших наших соотечественников и даже не раскаявшихся в этих злодеяниях. С этого времени в наших селах началось формирование отрядов ополченцев для ночных дежурств. Затем ополчение стало основой для отрядов, оборонявших наш район от набегов отрядов азербайджанских банд. Судьба Мовсеса неизвестна мне в деталях, но говорили, что его, в порядке обмена арестованными, перевели в одну из тюрем в Армении.

Карен АГАБЕКЯН

Продолжение следует

Также по теме