Вряд ли можно спорить с утверждением, что устное народное творчество – фольклор – наиболее полно передает характер его творца: племени или народа. Именно по этой причине фольклористика следует воспринимать как науку, «обосновавшуюся» на фундаменте изучения этнографии и эстетической мысли этноса или племени, их этнического характера. С этой точки зрения для меня особый интерес представляет считающийся общетюркским эпос «Китаби дедем Коркут» (Книга моего деда Коркута). Определение «общетюркский», кстати, весьма спорно, ибо, как сказано (а потом и написано в подзаголовке эпоса), он рассказывался «на языке племени огузов». Не вдаваясь в подробности этногенеза тюркских народов, скажу лишь, что представителями огузских являются современные уйгуры, туркмены, анатолийские (турецкие) и закавказские турки – азербайджанцы.
Первый переводчик и пропагандист общетюркского эпоса на русский язык, В. В. Бартольд считал, что в эпосе «Китаби дедем Коркут» «Резко проявляется культ войны для войны». Согласиться в этом с выдающимся ученым сложно. На мой взгляд, «Китаби дедем Коркут» пропагандирует не войну, с какой бы целью она ни велась, а набеги и грабежи. В среде турок-огузов уважением пользуется лишь тот, кто принимал участие в набегах, грабил деревни оседлых людей, проливал кровь, рубил головы. Интересно, что согласно самому эпосу, мальчикам в описываемые в эпосе времена давалось имя лишь после того, как они «пролили кровь», то есть убили человека.
Вот характерный для «Китаби дед Коркут» эпизод: «Казан посмотрел направо – громко расхохотался, посмотрел налево – проникся большой радостью, посмотрел перед собой, увидел своего сына Уруза – ударил рукой об руку, заплакал». После того, как обиженный сын спрашивает у него о причине столь неприязненного отношения к нему, отец отвечает: «Приди сюда, мой детеныш, сын. Как посмотрел я направо, увидел брата, Кара-Гюне, он отрубил головы, пролил кровь, получил награду, достиг славы. Как посмотрел налево, увидел воспитавшего меня Аруза; он отрубил головы, пролил кровь, получил награду, достиг славы. Как посмотрел перед собой, увидел тебя; шестнадцать лет ты прожил; настанет день, я паду мертвым, останешься ты; лука ты не натягивал, стрелы не выпускал, крови не проливал, награды среди храбрых огузов не получал».
В. Бартольд, в совершенстве владевший русским языком, прекрасно знал семантику приставок, и не случайно в переводе этого эпизода – повторяющегося с другими персонажами эпоса – использовал к глаголу «рубить» приставку «от». Выражение «он рубил головы» диктует подсознанию слушателя (читателя) чисто военный эпизод, сечу, в которой снести голову врага являлось доблестью. Напротив, выражение «он отрубил головы» оставляет в подсознании значение казни, убийства беззащитных людей. Рубят головы в бою, отрубают у пленных, больных, беззащитных, спящих.
Излишне говорить, что сокровенным желанием Казана, отца Уруза, видеть сына убийцей, проливающим кровь и рубящим головы людей. А желанная награда – это участие в дележе награбленного. Излишне также говорить, что желавший заслужить одобрение отца Уруз таковым и становится – убийцей и грабителем – и принимает участие в грабежах. Как же иначе он может «достичь славы и получать награды»? Вот наставление его отца: «Сын, хотя бы ты убил тысячу гяуров, никто с тебя платы за кровь не потребует; это – гяуры нечистой веры».
Эпос разоблачает
«Китаби дедем Коркут» – произведение огузских племен, по обоснованному мнению ученых, зародилось в IХ – Х веках в туркестанских степях, затем, вместе со сказителями, «перекочевало» в Малую Азию, где и было впервые записано. Произошло это событие примерно со второй половины ХIV до середины ХV вв. К тому времени огузы уже примерно три века как обитали на Иранском и Армянском нагорьях. Естественно, что в книге, при постоянном упоминании прошлых, нашли свое место многочисленные топонимы (Трапезунт, Стамбул, Ахалцих, Алынджак) нового места обитания. При этом в эпосе каждый раз подчеркивается, что это – место обитания «гяуров», то есть «неверных», не мусульман. Вообще, прибывшие в наш регион огузские племена Белого и Черного баранов не различали национальной принадлежности местных народов и звали их всех общим словом «гяуры».
Сам эпос представляет собой великолепное пособие по изучению быта и нрава тюркских кочевников, их верований, одежды, пищи, семейных, внутриплеменных и межплеменных отношений. И, безусловно, является этнографической ценностью. Не случайны споры между некоторыми тюркскими народами об исконно «этнической» принадлежности эпоса. Однако эпос еще и отражает историю!
Занятно, что Азербайджан, сегодня установивший памятник Деде Коркуту, еще в сороковых годах прошлого века напрочь отрекался от сопричастности с эпосом. В то время в этой республике доминировала «мидийская» теория происхождения закавказских турок – азербайджанцев. Азербайджан в очередной раз отрекался от собственной истории. Так, лидер азербайджанских коммунистов М. Дж. Багиров, выступая на ХVIII съезде компартии Азербайджана рисовал образ тюрок-кочевников как грабителей и убийц, «мало соответствующих образу предков азербайджанского народа». В тщетном рвении «облагородить» свое прошлое, закавказские турки начали кампанию по отречению от эпоса «Китаби дедем Коркут». Отдельным счастливчикам даже удавалось пробить статьи об этом в союзной прессе. Так, в газете «Правда» от 2 августа 1951 года была опубликована статья некоего Д. Джафарова «Об эпосе «Деде Коркут», в которой автор пытался доказать непричастность закавказских турок как к эпосу, так и собственно тюркам.
Но это уже были рецидивы «детской болезни» поиска собственного этногенеза. Сегодня закавказские турки твердо определились: они – тюрки. Больше того, они яростно борются за право на единоличное «авторство» «Китаби дедем Коркут».
Вообще, закавказским туркам – азербайджанцам трудно позавидовать. Им постоянно приходится совмещать несовместимое: остаться тюрками, каковыми они есть на самом деле, и преподнести себя миру в качестве автохтонов в Закавказье и Малой Азии. Да еще и застолбить за собой «авторство» эпоса «Китаби дедем Коркут». Между тем, как это заметил еще В. Бартольд, эпос показывает пути перекочевки тюркских племен в Переднюю Азию, и, что гораздо интереснее, периоды «заселения» отдельных регионов Южного Кавказа. Так, Бартольд замечает, что ко времени письменного оформления эпоса Барда (Партав) и Гянджа (Гандзак) «находились вне области огузов».
Данный вывод выдающего историка полностью опровергает претензии закавказских турок на проживавших в этом регионе мыслителей и поэтов, в частности, творившего в ХII веке Низами. Лишается всякого основания и утверждение бакинских пропагандистов об автохтонности тюркского населения на территории не только современной Азербайджанской республики, но и всей территории Армянского и Иранского нагорий. Однако если для этого общеизвестного вывода читать «Китаби дедем Коркут» было вовсе не обязательно, то следующий отрывок, «выловленный» нами из эпоса, представляет несомненный интерес.
«Между тем, из крепости Дадиана с непокрытой головой, из крепости Ахалцых вышел разведчик гяуров, увидел их (отряд тюркских кочевников, собравшихся напасть на Ахалцых. – Л. М.-Ш.), пришел к тагавору и сказал: «Чего ты сидишь?..» Обратим внимание, разведчик из Ахалциха, заметивший отряд разбойников, пришел к своему тагавору (арм. – венценосец, царь – Л.М.-Ш.). Тагавором в эпосе именуется и правитель Трапезунта, а также владетели неназванных городов. Может ли быть более убедительное указание на национальную принадлежность населения этих городов и их правителей?
Таким образом, самый, что ни на есть, тюркский источник является убедительным подтверждением несостоятельности притязаний Азербайджана на Арцах и утверждений о неармянском происхождении Джавахка.
Левон МЕЛИК-ШАХНАЗАРЯН
На фото: памятник деде Коркуту в армянском Нахиджеване