Из серии «О Войне и Победе»
Они пали для того, чтобы наше сегодня было армянским
Обычно дни рождения моих друзей, павших в борьбе за свободу Родины, я отмечаю в условном одиночестве. В «условном», так как практически весь день мысленно провожу с ними. И очень редко пишу о них в эти дни. Не получается у меня писать «по случаю», не мое это. Дни рождения (и гибели) друзей мне легче и удобнее проводить с ними мысленно, радоваться тому, то имел честь и счастье общаться с ними в судьбоносные для нашего народа дни, что и сегодня имею моральное право называться их соратником. Я люблю ходить по Ераблуру, нашему воинскому пантеону, общаться с друзьями, спорить с ними, а иногда даже ругаться. Именно люблю, ибо там лежат те, кто шагнул в бессмертие, кто и сегодня окрыляет нас, укрепляет нашу веру, учит нас любить жизнь и… хранит наше спокойствие.
Я не скорблю там, и не понимаю, как можно скорбеть, находясь в окружении подлинных героев, защитников Отечества? Скорбь, горе, тяжелая, невыносимым грузом лежащая на сердце тоска, все это – мое личное, и мои друзья не должны видеть это. С ними я веду себя точно так же, как и 25 лет назад: озорно и весело. Сегодня мы на это имеем несравнимо больше оснований, чем тогда, ибо они пали за наше сегодня. За свадьбы и крестины, проводящиеся в Армении, за звонкие детские голоса на улицах армянских городов и деревень, за светлые улыбки армянских матерей, за спокойную старость наших старших, за виноградную лозу в Араратской долине, за вскормленный солнцем армянский абрикос, за беспечное журчание дарующих жизнь армянских ручейков. Они пали для того, чтобы наше сегодня было армянским.
Вчера, 22 ноября, армянский народ отмечал день рождения своего выдающегося сына, Леонида АЗГАЛДЯНА. Отмечал и я, налив коньяк в два так и не допитых бокала. Мои воспоминания и скорбь так и остались бы со мной, если бы не звонок старого друга. Он привлек мое внимание к сегодняшней статье, в которой рассказывалось Леониде Азгалдяне: «там написано то, с чем «Восканапат» постоянно борется». Открыл, прочитал. Статья в целом правильная и хорошая, я бы даже сказал – нужная, если бы не абзац, ставший причиной звонка друга и данной статьи.
Вот этот абзац: «Когда начались вооруженные столкновения, Азгалдян один из первых взял в руки оружие и оказался на передовой. Из представителей интеллигенции там были лишь единицы. В их числе был и легендарный Дэв — друг и последователь Азгалдяна. Это были личности «высокого полета», истинные интеллигенты, преданные своим идеалам, ставшие символом любви к Отечеству».
Нет, у меня и в мыслях нет обвинять автора заметки, он(а) ни в чем не виноват(а). Это – намного более глубинная проблема, и вина за нее ложится как на наши государства, так и на среднее и старшее поколение, людей, не сподобившихся правильно передать нашей молодежи идеологию национальной борьбы.
Приведенный абзац действительно «чужой» в тексте, требующий смысловой коррекции.
Леонид Азгалдян действительно является одним из первых, кто взял в руки оружие, но их было тысячи. Другое дело, что интеллект и интеллигентность Азгалдяна, в сочетании с его безграничным мужеством и железной внутренней дисциплиной логично привели к тому, что он, вначале по молчаливому уговору, стал выдающимся командиром Арцахской войны.
Ребят, взявших в руки оружие еще тогда, когда многие уповали на справедливость Политбюро, ЦК КПСС, Горбачева и так далее, я уже много лет именую «парнями первого поколения» и «армянской военно-полевой интеллигенцией». Это был костяк, стержень армянского народа, поэтому вторая фраза приведенного абзаца – «Из представителей интеллигенции там были лишь единицы» – столь сильно коробит слух и сознание. Все было как раз наоборот: это были истинные представители армянской интеллигенции. Иногда в их ряды затесывались отдельные любители острых ощущений, авантюристы, быстро скисающие перед трудностями и молча исчезающие из отрядов, вот таких действительно было единицы. Подавляющая часть армянских азатамартиков являлись носителями армянской национальной идеологии, жили в абсолютной гармонии с армянскими духовными и материальными ценностями.
Я понимаю, верю и убежден, что автор приведенной заметки ни в коей мере не хотел обидеть наших азатамартиков, понимаю и то, что приведенная фраза явилась следствием искаженного (советского) понимания слова «интеллигент». Вместе с тем, я убежден, что мы обязаны придать этому слову его истинный смысл. Леонид Азгалдян был интеллигентом не потому, что получил блестящее образование, а потому, что был выдающимся носителем армянской национальной идеологии, и все свои академические знания поставил на службу армянскому народу. Таких, кстати, тоже было очень много: Артур Мкртчян, Юра Ованнисян, Симон Ачикгезян, Татул Крпеян, Вардан Степанян, Артур Гарибян, Вардан Бахшиян, Давид Сарапян (упомянутый в статье «Дэв»), Каро Кахкеджян, Эрик Абрамян и многие, многие другие. Но разве отсутствие научных степеней позволяет «вывести» из числа армянских интеллигентов Ашота Гуляна и Петроса Гевондяна, Гагика Степаняна и Карота Мкртчяна, Армена Гаспаряна и Камо Даниеляна, Балаяна Владимира и Закаряна Аркадия, – оба списка можно продолжить до бесконечности.
Перечитываю фамилии, в которые специально не внес профессиональных военных, и ловлю себя на том, что невольно вспомнил лишь о погибших. Между тем, сотни и тысячи наших ребят первого поколения остались живыми. Все они могут быть вписаны как в первый, так и во второй список, ибо все они, представители парней первого поколения, являются истинными интеллигентами армянского народа. Не личностями «высокого полета», а неизмеримо выше – нашей «военно-полевой интеллигенцией», становым хребтом армянского народа.
И здесь, кажется, самое время процитировать самого Леонида Азгалдяна, великого армянина и выдающегося интеллигента: «Армения является той страной, судьба которой в разные эпохи фильтровала совесть человечества».
***
С Леонидом Азгалдяном я познакомился ранней весной 1990 года, в Варденисском районе. Приехал я туда с группой друзей, встретиться с беженцами из Утика. А уже через короткое время в комнату, где проходила встреча, вошли несколько вооруженных парней в военной форме. Их старший, молодой человек со светлой улыбкой на лице, попросил разрешения принять участие во встрече, и они уселись в задних рядах. Сидели молча, ни разу не никого не перебив, а после окончания встречи командир подошел и протянул мне руку: Леонид!
Много времени спустя я узнал, что молодой человек значительно старше меня, а в тот день, он, как бы извиняясь за «вторжение», объяснил, что приехал узнать, кто приехал в район: «Время беспокойное, враг не дремлет, ну и мы стараемся не дремать». Он так спокойно улыбался, что у меня не оставалось никаких сомнений: с этим человеком район будет в безопасности.
Спустя несколько месяцев мы встретились вновь, уже в селе Манашит Шаумянского района. Там и подружились. На мой вопрос, а как же Варденис, Леонид спокойно улыбнулся: «Там все налажено. Сейчас мы нужны здесь». Эрудированный и грамотный, спокойный и уверенный в правоте нашего дела, Леонид внушал всем спокойствие. Он говорил на очень красивом, я бы сказал, божественном армянском языке, отдельные слова которого мне в то время были незнакомы. К счастью, Леонид блестяще владел русским языком, и никогда не ленился перевести незнакомое мне слово. Кстати сказать, «обратный перевод», уже на утикский диалект армянского языка, он запоминал мгновенно, и часто в разговоре со мной употреблял привычные для меня слова.
А еще несколько месяцев спустя Леонид, во главе небольшой группы своих бойцов, спас жизнь мне и двум моим товарищам. Вина за то, что мы оказались в сложной, практически безвыходной ситуации, целиком лежала на мне, но ни в тот день, ни потом Леонид ни разу, даже намеком, не укорил меня, поставившем под угрозу жизнь не только свою и своих соратников, но и бойцов его отряда. Потом, спустя много времени, я спросил у него: «Почему ты, обычно строгий и требовательный к своим бойцам, промолчал в тот день?» Леонид широко улыбнулся: «Во-первых, все закончилось благополучно, во-вторых, вы там прекрасно проявили себя, а, в-третьих, ты же не мой боец. Своего я бы наказал непременно».
– Твой солдат и не полез бы в пекло без твоего ведома, – ответил я.
– Мой солдат без моего ведома никуда бы не полез, – Леонид уже говорил серьезно.
Это действительно было так. Дисциплина у Леонида была из тех, что называются «железной». Но она была еще и мягкая. Это трудно объяснить, но особенно в условиях войны, но жесткость у Леонида никогда не переходила в жестокость. Бойцы и жители деревень, входящих в «зону ответственности» не просто любили его, они его боготворили.
Отважный и мужественный, он был благороден в истинном смысле этого слова. Однажды, приехав к нему в отряд, я увидел несколько ящиков из-под противогазов, в которых, как потом выяснилось, были уложены трупы уничтоженной аскерни. «Собрали, чтобы шакалы не погрызли. Вернем им при первой возможности. Жалко родителей, они не виноваты, что ими командуют животные. Пусть хоть похоронят по своим обычаям», – пояснил он мне наличие трупов в ящиках.
У Леонида часто проходили обучение молодые бойцы, которые потом распределялись по другим отрядам. Не знаю, сколько их было, прошедших школу Леонида Азгалдяна, наверное, несколько тысяч, но одно знаю точно: выработанный им стиль командования действовал во многих отрядах. А каким был этот стиль, и как точно бойцы Леонида выполняли его команды, лучше всего свидетельствует случай, рассказанный мне моим другим другом, разведчиком самого высокого класса.
Он решил пробраться в расположение отряда Азгалдяна, проверить бдительность его бойцов. И человек, способный на самые невероятные поступки (как мы шутили, отправь его в дикий лес одного, он вернется в тщательно выглаженном костюме и с турецким «языком» на привязи), наткнулся на умело замаскированные сигнальные мины. Друг потом рассказывал: «Все мог предвидеть, ко всему был готов, но то, что у Азгалдяна в отряде могут использоваться сигнальные мины, которых в Арцахе, казалось, никто в глаза не видел, не подумал».
Леонид Азгалдян, наш парон Леонид, как его звали практически все, предвидел все.
Левон МЕЛИК-ШАХНАЗАРЯН