Предлагаем вниманию читателей доклад доцента, заместителя заведующего кафедрой иранистики Ереванского госуниверситета Вардана ВОСКАНЯНА на конференции «Арран, Ширван и Азербайджан». Ереван, 1 – 2 ноября
На протяжении большей части своей истории основная часть нынешней Азербайджанской Республики (Аррана и Ширвана), как с точки зрения политического, так и культурного доминирования находилась в составе Ирана, однако начало XIX века стало новым поворотным этапом в истории края. В результате двух русско-иранских войн эта земля фактически навсегда были отделена от Ирана, и перешла к Российской империи.
Сложилась новая культурная и общественно-политическая ситуация, вследствие чего европейские «идея о нации» и «национальной самоидентификации», а также «национального языка» стали проникать и в традиционное общество, большинство которого ранее идентифицировало себя только по принципу конфессиональной («мусульманин»), а не этнической или языковой принадлежности.
Контакт двух цивилизаций – европейской, в лице Царской России, и традиционной восточной, породил местную интеллигенцию, которая и стала основным проводником указанных идей, самым деятельным рычагом которого считалось просвещение. Судя по стихам основателя просветительского движения среди тюркоязычного населения Восточного Закавказья Мирза Фатали Ахундзаде (Ахундов), он не сомневался в том, что его духовной родиной остается Иран, однако земля, на которой он вырос и язык которой стал для него родным, физически уже не являлась Ираном. С идеей Ирана, как своей духовной родины, Ф. Ахундзаде стал важнейшей фигурой местного возрождения, которая, по иронии судьбы, вела к «освобождению» тюркоязычных шиитов Аррана и Ширвана от длившегося веками иранского общественно-политического, культурного и цивилизационного влияния. Его лирическая поэзия писалась на персидском, однако труды, затрагивавшие вопросы общественного значения, создавались на понятном для большинства людей языке, который он именовал «тюрки» («тюркский»). Фактически в лице Ф. Ахундзаде мы имеем первого представителя, в котором ирано-шиитская идентичности сочетались с первыми ростками местной нерелигиозной тюркской идентичности.
Идея деиранизации бывших иранских территорий нашла определенную поддержку у царских властей, стремившихся ослабить идентификацию русскоподданных тюркоязычных шиитов с Ираном. В 1875 году, не без поощрения царской администрации, учитель гимназии Хасан-бек Зардаби (по происхождению тат-суннит из селения Зардаб) издавал в Баку газету «Экинчи» («Пахарь»). Она фактически превратилась в трибуну части постахундовского поколения интеллигенции, которая пропагандировала зачатки новых идей «тюркизма». Характерно, что ареной столкновения двух частей интеллигенции «проиранской» и «протюркской» стал вопрос о языке. Х. Зардаби пытался идентифицировать язык своей газеты с османским языком («лисан-и османийе»). Персоязычная в основном интеллигенция враждебно встретила его попытки использовать «неписьменный язык простого люда». Другие отвергали идентификацию местного тюркского языка с османским. Царские власти, ранее способствующие вытеснению «иранизма», теперь, когда ослабший в военном и политическом плане Иран в целом не представлял угрозы, стали опасаться, что процесс пропаганды «тюркскости» может привести к еще менее желательному пробуждению протурецких настроений среди тюркоговорящих жителей Аррана и Ширвана. Вследствие этих опасений в 1877 году, в эпоху очередной русско-турецкой войны, газета была закрыта.
Несмотря на то, что взгляды, пропагандируемые Х. Зардаби, стали началом выражения тюркской идентичности, его позицию разделяло в основном незначительное меньшинство тогдашней интеллектуальной элиты, точнее, лишь суннитская его часть. Например, Ахмад-бек Агазаде в 1890-ых ясно выражал свое иранское и шиитское самосознание и антитурецкие настроения. Он говорил о местных тюркоговорящих, как об «иранском обществе» и жестко критиковал тех, кто подвергал это сомнению. Однако, по иронии истории, впоследствии он также стал видным тюркским националистом.
Таким образом, в эпоху раннего своего становления тюркская идентичность на территории нынешней Азербайджанской республики возникала в основном в среде суннитской интеллигенции и была ориентирована на Османскую империю. Этой идее противопоставлялась традиционная иранская идентичность, которая была неотделимой от шиитской идеологии.
В последующие времена возникли новые идеи, которые, ассоциировали идеологию тюркизма с исламом в целом, а не с конкретным его течением. Впоследствии, не без влияния кемалистской Турции, возник и так называемый «светский тюркизм», который рассматривал местных тюркоязычных как исключительно этнических тюрков, вплоть до возрождения этнонима «тюрк» как самоназвания для той общности, которая в советскую эпоху официально была названа азербайджанцами.
В VIII веке среди тюркоязычной стихии на ее изначальной родине этноним «тюрк» имел довольно узкое значение и прилагался, скорее всего, к одному определенному племени. Об этом свидетельствуют тексты памятников тюркским вождям, находящихся в Монголии. Из них явствует, что далеко не все племена, язык которых впоследствии получил название «тюркский», были охвачены этнонимом «тюрк». Судя по источникам, это название не распространялось, например, на огузов и кыргызов, хотя и огузы и кыргызы – тюркоязычные этносы. Более того, источники характеризуют эти племена как враждебные и воюющие с тюрками.
Впоследствии, как в силу лингвистической близости, так и по политическим причинам, племенной этноним «тюрк» распространился и на другие, родственные по языку и образу жизни племена, вплоть до того, что превратился в этническое определение, которым мусульманские авторы обозначали большинство, а затем и все тюркоговорящие этносы Центральной Азии.
Сами огузы, языковые предки нынешних этнических азербайджанцев и турок, как явствует из таких эпических сказаний как, например, «Книга моего деда Коркуда», тоже изначально называли себя не тюрками, а именно огузами.
Это явствует и из полного названия средневекового эпоса: в частности дрезденская его рукопись озаглавлена как «Книга моего деда Коркуда на огузком языке»; главные герои эпоса выступают как «ханы огузов» или «беки огузов», межплеменные распри охарактеризованы как борьба между «внешними огузами» и «внутренними огузами». Примечателен тот факт, что в источнике ни разу не зафиксирован этноним «тюрк», как самоназвание огузских племен.
Несмотря на это, в мусульманскую эпоху этноним «тюрк» широко применялся по отношению к тюркоговорящим в ираноязычной среде Аррана и Ширвана, в которой, судя по всему, не особо разбирались в тонкостях тюркской этнонимии. Такие закавказские персоязычные авторы, как Хакани, Низами, Бадр Ширвани и др. подгоняли все, без разбору, соседние тюркоязычные элементы под общее название «тюрк». Хакани, например, писал:
Раз иранское царство стала добычей косноязычных тюрков,
Где же мудрецу расстилать циновку своих вожделений?
Тело хотя и просит у них воды и хлеба,
Разве можно полюбить Атсыза и Богра так, как любят иранского шаха?
Из иразноязычной среды этноним «тюрк», судя по всему, был воспринят тюркоязычной массой Аррана и Ширвана уже как самоназвание. Косвенным свидетельством этого может служить тот факт, что, несмотря на всякие, не побоюсь, сказать, махинации, как в советскую, так и постсоветскую эпоху, автохтонные ираноязычные народы региона (впрочем, как и армяне) всегда называли и называют своих тюркоязычных соседей этнонимом «тюрк».
В последующие века, особенно при Сефевидах, в силу почти повсеместной экспансии шиитской идеологии как среди тюркоязычных племен на территории Аррана и Ширвана, так и Азербайджана (говоря «Азербайджан», я имею в виду историческую провинцию Ирана, к югу от Аракса), шиитско-мусульманский идентитет полностью вытеснил остатки «огузского» или «тюркского самосознания», вплоть до того, что по сравнению с «мусульманином», термин «тюрк» начал использоваться исключительно в значении «грубый, необразованный человек, провинциал». Примерно то же самое произошло в Османской империи, где, образно говоря, гордый «османец» («османлы») почти полностью вытеснил «тюрка».
Отголоски этого процесса можно найти вплоть до наших дней, когда в разговорном азербайджанском языке выражение «говори нормальным или понятным языком» передается как «говори на мусульманском языке» («мюсюлманджа даныш»), а грубое словосочетание или вульгарная пословица обозначается как «пословица тюрка» («тюркюн мясяли»).
Фактическая «реинкарнация» этнонима «тюрк» как самоназвания для восточнокавказских и анатолийских тюркоговорящих, наблюдается в начале XX века почти параллельно как в советском Азербайджане, так и в кемалистской Турции.
В 1920-ые, годы, когда в Турции широко обсуждался вопрос: как назвать бывшую Османскую империю и народ османов, было приято решение воспользоваться названием «тюрк» в качестве этнонима и «Тюркийе» в качестве названия государства. А под крышей находившейся в Баку организации под названием «Центральный комитет нового тюркского алфавита», фактически претворялись в жизнь не только создание общетюркского латинского алфавита, но и сценарий создания нового общетюркского идентитета. Комитет, помимо тюркских языков, занимался созданием латинских алфавитов и литературного языка и среди горских (кавказских) народов, часть которых впоследствии постигла участь тюркизации в советском Азербайджане. Однако Мустафа Кемаль, после укрепления своей власти и налаживания отношений с Западом, отказался от «советизации» Турции. В ответ азербайджанские интеллектуалы и политики выдвинули проблему отдельной от турецкой этнической идентификации тюркоговорящих народов, хотя в Турции с этим не согласны и поныне. Они отказались от изначально предлагаемого самоназвания «тюрк», и стали настаивать на использовании более определенного термина с включением определения «азерийские» или «азербайджанские» («азяри тюркляри» или «Азярбайджан тюркляри»). Связано это было еще и с тем фактором, что у анатолийских и восточнокавказских тюрков стало выявляться и разное представление о своей этнической истории. К примеру, в то время, когда Анкара при Кемале и после него считала тюрками даже жителей античных понтийских городов, в противовес этому в советском Азербайджане начали настаивать на том, что местные тюрки – автохтонные жители региона, возводя свою этническую историю аж до Мидии. Подобная трактовка истории приводила к тому, что тюрки советского Азербайджана становились «древнее» тюрков кемалистской Турции.
Однако при полном крахе советских иллюзий, связанных с «красной Турцией», а также принятием сталинской Конституции в свете политики «укрупнения этносов», новый советский этноним «азербайджанец» полностью искоренил все надежды на возрождение самоназвания «тюрк» для тюркоговорящих племен Восточного Закавказья.
С восстановлением независимости в 1991 году и приходом к власти правительства НФА, проблема самоидентификации среди, так называемого, титульного этноса Азербайджанской республики стала институционализироваться. Парламент принял решение о возвращении латинского алфавита, азербайджанскому языку было возвращено его название – «тюркский язык» (в оригинале уже не «тюрки» с иранским суффиксом «–и», а отуреченный его вариант – «тюркчя»), в публичной сфере азербайджанцы вновь стали называться тюрками. Но этот процесс длился не долго. После фактического захвата власти в Баку новым вождем – Г. Алиевым – «вторичная советизация» Азербайджанской Республики в конечном итоге привела к тому, что «вчерашние тюрки» опять официально превратились в азербайджанцев, а их язык – в азербайджанский.
Однако, известный постулат того же азербайджанского вождя «один народ – два государства» («бир миллят – ики довлят») хотя и носит явный пропагандистский характер, тем не менее, в идеологическом плане в корне противоречит постулату об азербайджанцах как отдельном от турок этносе, и оставляет арену открытой для всякого рода новых этнических «перевоплощений». Заметим также, что эта фраза противоречит азербайджанской идеологеме, согласно которой один народ не может иметь два государства.