Арцахская освободительная война. Рассказывает Сирануш Арушанян

Информационно-аналитический портал Voskanapat.info и агентство Times.am представляют вниманию читателей ряд историй и рассказов об Арцахской освободительной войне. Главная цель проекта – знакомство широкого круга читателей с нашими героями. Мы попытаемся выявить и представить Вашему вниманию самые интересные истории и фрагменты освободительной войны.

Итак, рассказывает Сирануш Арушанян.

Иногда меня спрашивают, не жалею ли я о том, что вместо того, чтобы построить свое женское и чисто человеческие счастье, я отдала жизнь войне. Скажу — не жалею.

Пустоту моих одиноких вечеров наполняют воспоминания, которые вселяют в меня гордость. Моей живительной силой является именно эта гордость, чувство, которое может иметь только тот человек, который по-мужски выполнил свою миссию.

Помню, как однажды, разочаровавшись из-за одного инцидента, я решила покинуть армию, оставить войну. Сейран Оганян сказал мне тогда: “Тетя Сирануш, ты не должна уходить, ведь твое присутствие имеет удивительное воздействие на ребят. Ты их сила, их дух. Не уходи. Скоро мы и вашу деревню освободим”, – сказал он, и я осталась. Такие слова я слышала и от других, от многих слышала. Думаю, в этих словах есть зерно правды. Отношения с ребятами из нашего отряда были выше всяких определений. Даже не знаю, как их охарактеризовать.

На поле боя я с ними на равных воевала, но стоило кому-то из них получить ранение, как я сразу становилась сестрой милосердия. Когда мы все собирались на месте нашего базирования, я грела воду, чтоб их уставшие ноги нашли покой в ведре горячей воды. Иногда я варила суп и готовила, что-то домашнее. Для людей, оторванных на протяжении многих месяцев от родного дома, один горячий-горячий половник с супом был нечто большим, что просто еда; выстиранное и сухое белье было большим, чем просто одежда; чай, приготовленный из тимьяна или другой, попавшей под руку травы, не был просто чаем, все это было нитями, которые поддерживали жизнь в душах стоящих на краю смерти людей. Мы столько видели смертей и разрушений, что научились ценить жизнь. А жизнь не была завтрашним днем, который может наступить, а может и нет. Жизнь – это сегодня, она в уважении между нами, оно заставляет нас жить. Жизнь была в тревоге, которую мы чувствовали из-за боязни потерять друг друга. Жизнь была в безмолвном взгляде, которым мы обменивались перед и после боя.

Я очень рано познала горечь жизни и научилась ценить ее дары.

Вся моя жизнь от начала до конца – это борьба, борьба за жизнь. Отца своего я вообще не видела. Родилась в 1941 году, когда мир охватило называемое войною зло. Отец так и не вернулся с фронта. Ни отец, ни дяди по отцовской и материнской линиям… Моя мать одна воспитала 6 сирот. Правда, мы не голодали, но, едва открыв глаза, я застала тяжелую работу деревни. Мы все шестеро были девочками, но пахали как мужчины. Мучения и горечь – такой была жизнь, увиденная мною.

Но то, через что мне пришлось пройти летом 1991 года, было тяжелее всех пройденных ранее испытаний. В тот день я одолела саму себя, в тот день все мои страхи предстали передо мной, и я обязана была пройти через них.

Рафик Матевосян рассказывал, что когда после ареста Жорика мы – деревенские женщины – собрались и освободили Жорика, нашим удалось взять тогда 40 омоновцев и солдат.

После этого наши спрятали пленных и изъятую технику. Тайником служила возвышающаяся в тылу Атерка гора, на склоне которой черным пятном сгруппировались омоновцы. Атерк был окружен. Мы пришли на поиски пленных. Состояние деревни было очень тяжелым. Паспортный режим, проверки, аресты. Один раз даже едва не оказалась за пределами границ деревни, так как я поднялась на гору, на 500-600 метров, с надеждой узнать что-нибудь о наших. Хоть поход за пределы деревни был чреват опасностями, зато я узнала очень важную информацию. Я украдкой услышала, как двое омоновцев говорили о том, что в спешке забыли взять с собой еду. Я сразу же решила воспользоваться этим, чтобы узнать что-нибудь о наших, ведь еда была их слабой стороной. Я поделилась своими мыслями с Вазгеном Саркисяном, Сержем Саргсяном и командиром селького отряда Суреном Арутюняном. Забыла сказать, что не только русские были в смятении. Многие известные командиры пришли нам на помощь. Надзором за пленными на горе занимался сам Командос, а Вазген Саркисян, Серж Саргсян вернулись в деревню. Они, конечно же, хотели получить сведения о наших, но не знали, как это сделать. Был час ночи, когда Вазген Саркисян позвонил мне и сказал, чтобы я попробовала раздобыть информацию о наших ребятах. Несмотря на то, что они боялись за меня, дело это они могли доверить только мне. Я предложила пойти в разведку, разузнать, нельзя ли прорвать окружение деревни и подняться на гору. Вместе с сыном моего брата мы вышли на разведку. Через каждые пять метров стоял солдат. Горели костры. Я не могла пройти рядом с ними незамеченной. Вернувшись, снова поговорила с Вазгеном. Сказала, что нужно при помощи обмана подняться на гору, такой была наша единственная возможностью получить сведения. Другого пути не было, и ему пришлось довериться моей смекалке. Я пошла к омоновцам, чтобы заполучить разрешение для передачи еды рабочим фермы, расположенной на горе. Представилась как поставщик фермы. И для омоновцев я взяла с собой достаточны еды – полное ведро варенных яиц, ведро мацуна, сыр, зелень, помидоров и огурцов. Сказала: “знаю, что у вас нет еды, возьмите, ешьте. Сказала, что я гадалка: “все про всех знаю. Все вы голодны. Берите, ешьте”.

Так я получила разрешение. Нагрузила осла едой для фермы и отправилась в путь. Когда вышла из деревни и дошла до сгруппировавшихся у склона горы омоновцев, они снова проверили мои документы, и я снова дала им еды и пошла дальше.

Шагала, погруженная в собственные мысли, в сердце – тысяча волнений, шла, не замечая даже окружающую меня природу. Но вдруг вздрогнула от внезапно появившихся передо мной военных. Они, словно привидения, появились из чащобы начинающего уже темнеть леса. Я не была пугливой, просто они появились внезапно. Проверили мои документы, получили еду, и я продолжила путь. Не прошла я и ста метров, как передо мной возникла еще одна караульная группа. Эти тоже внезапно появились, сильно напугав меня. В деревне мы не знали, что и на горе есть посты и военнослужащие. Их было так много, а посты были расположены так близко к друг другу, что я превратилась в ходячий клубок нервов. 18 постов на 10 километров. 18 раз меня обдавал холодный пот, 18 раз дрожала как напуганная птица и с большим усилием скрывала свой страх. С каждой остановкой груз мой легчал. Я взяла довольно много еды с надеждой донести ее для наших парней. Но уже у самой не оставалось надежды, что я доберусь до места.

Дело в том, что я не подумала об одной очень важной детали. Я уехала из Атерка еще будучи маленькой, вернулась уже после сумгаитских погромов, а на ферме вообще никогда не была. Дороги туда я не знала. Осел был фермерский, меня почти не знал. Допустим, что он идет по знакомой ему каждодневной тропе, но русские военные на каждом сотом метре останавливали нас, проверяли, это могло вывести из себя осла. Тогда-то я и попадусь, ведь и осел не послушается меня, и я не найду дороги к ферме, а ведь я представилась как поставщик фермы.

Погрузившись в эти мысли, мне уже казалось, что дорога под моими ногами вместо того, чтобы стать короче, только удлиняется. Цокающий звук от копыт животного отдавался в моем сердце и угасал в бездонном небе. Мне казалось, что все видят трепет моего сердца и слышат его биение.

Быдто всего этого было мало, как на моем пути внезапно возникла река. Я остановилась как вкопанная. Что делать. Решила отпустить осла, моей надеждой был его инстинкт, который вел животное по его знакомой тропинке. Подумала, что вмешаюсь только в том случае, если его начнет уносить течением. И в этот раз бедное и доброе животное спасло меня. Оно направилось к еще крепкому деревянному мосту. На той стороне реки пустошь вся почернела от омоновских машин и военнослужащих. Стоял жуткий шум машин и людей. “Осел наверняка взбрыкнет”, пронеслось в уме, когда военнослужащие окружили меня. И здесь меня хорошенько обыскали, проверили поклажу, где практически уже ничего не осталось. Говорю: “чего вы хотите? меня уже столько раз проверяли на этом пути. Что я, женщина, могу пронести такого запрещенного?”.

-А разве не женщины забрали 40 солдат и столько техники? Может ты оружие перевозишь, вот мы и проверяем, – сказал грубо военный

– Солдаты и техника – это другое. Надо было, вот и сделали так. А тут я и мой осел. Откуда у меня оружие?

– От вас всего можно ожидать, может, ты гранаты везешь.

– В нашем селе не растут гранаты. Дед мой несколько раз пробовал их выращивать. Не растут. Наша земля не принимает гранаты.

– Ты что говоришь? Гранаты не растут на деревьях. Это круглое, размером с кулак оружие.

-Да, круглое. Да, размером с кулак. А внутри много маленьких-маленьких семян.

– Ну ладно, раз ты столько знаешь, то иди себе, – заявил военный, отпустив мой воротник. А я в уме хорошенько обругала его. Чтоб ты провалился! Думаешь, не знаю, что такое граната?

Наконец добралась до фермы. Меня встретил один из сыновей моих родственников Ашот. У меня практически не осталось еды, и когда я увидела их желто-зеленый заплесневелый и черствый хлеб, сердце кровью начало обливаться. Но главное сейчас – принести весточку, а еду человек летом всегда сможет раздобыть в лесу. Я рассказала о цели моего визита, он вызвался проводить меня. Мы отдалились от фермы где-то на три километра, когда вышли к нашим. С Ашотом я уже не боялась, спокойно шла. Только тогда обратила внимания на природу, окружавшую меня. Она была настолько прекрасной, такой живой, что мне хотелось слиться с ней, стать одним целым с шепотом природы, ночной тишью и освобожденным от облаков небом. Мы действовали как искусные разведчики: на этих трех километрах я поменяла трижды одежду, чтобы меня не узнали, если бы мы снова встретили военных. Но мы благополучно добрались до места. Встретилась с Манвелом Григоряном, узнала необходимую информацию и собралась в обратный путь. От фермы до нашей деревни меня повели по другим тропинкам, и я не встретила больше ни одного военного.

До сих пор я не могу без волнения вспомнить все это. Хоть и после этого я прошла через многое, но тот день, тот случай занимает особое место в моей сокровищнице воспоминаний.

Когда война проходит через судьбу человека, она непременно оставляет свой след. В моей жизни она проявилась по-разному. Самая болезненная сторона войны, которая каждый день и каждый час напоминает о себе, это 15 осколков, полученных в 1993 году в окрестностях Сарсанга. Освободиться от этой боли не удается. Так что, для меня война еще не закончилась, она со мной, до тех пор, пока тело мое болит от осколков, пока боль и воспоминания об ушедших товарищах гложут душу. Сейчас я живу в Мартакерте, окруженная любовью, уважением и завоеванной гордостью. Я богата своими воспоминаниями, своим пройденным путем, который состоит из оврагов и рытвин, как и судьба моего народа. В четыре часа утра я добралась до деревни и сразу же позвонила нашему командиру Сурику Арутюняну. Он и Вазген Саркисян ждали меня. И вот, где-то вдали, там где один из домов был переделан в штаб, в ответ на звонок телефона прозвучал дрожащий голос командира: “Джан, джан, Сирануш, что же ты запаздываешь?….”.

Беседовала Юлия ВАНЯН

Также по теме