Проклятые годы. В Султание

Как я уже говорил, в Султание жили несколько сот курдских беженцев и, может, чуть меньше, Армян-изгнанников.

Разница между двумя народами в их образе жизни, поведении и нравах явственно прослеживалась во время этого вынужденного соседства.

Курды почти все, мужчины и женщины, не работали, вели праздный образ жизни и были грузом на шее турок, вынужденных кормить их. Армяне, наоборот, почти все нашли себе какую-то работу, занятие, позволяющее не только прокормиться, но даже и откладывать деньги. Кроме лавочников было много портных – мужчин и женщин, довольно загруженных работой. Многие Армянки прислуживали в домах у турок или работали кухарками, другие занимались ковроткачеством, третьи пряли шерсть. Пекарями также были Армяне.

Курды превратили отведенные им дома в развалины: стекла в окнах были разбиты, крыши разобраны и стропила сожжены в печи, в садах вырублены немногие деревья. Грязь в их жилищах была неописуемая. В отличие от них Армяне не только держали съемные или предоставленные им дома в совершенной чистоте и порядке, но даже пристраивали для своего удобства кухни, приводили в порядок нуждающиеся в ремонте. Даже находящиеся под их присмотром сады были все ухожены, на огородах росли в изобилии тыквы, помидоры, редька, морковь и прочие овощи. Турки всегда отказывались сдавать свои дома курдам, но предоставляли их бесплатно Армянам, которые не только ухаживали за ними и содержали в порядке, но и зачастую улучшали их.

* * *

На западной окраине Султание был холм, на вершине которого виднелись развалины ветряной мельницы. Один склон этого холма был предоставлен Армянам под кладбище. Священник о. Давид свидетельствовал, что там захоронено больше шести тысяч человек, в основном, зейтунцев.

Из депортированных Армян хуже всех пришлось бедным зейтунцам. Их выслали первыми еще в мае 1915 года и пригнали в Конийский вилайет – в Эрейли, Султание, Караман и др. места. Они провели там несколько месяцев в страшных лишениях, потом в один прекрасный день им объявили радостную весть – их возвращают в Мараш и оттуда в Зейтун.

Зейтунцы пустились в дорогу радостные и счастливые, под веселую музыку, но их повели не на Родину, а в… пустыни Дейр-эз-Зора. Большинство из них погибли еще на этапе от различных болезней, оставшиеся были перебиты уже в Дейр-эз-Зоре.

Когда я был там, в живых из них оставались едва два-три человека.

…………..
В Султание жили восемь или десять армянских сирот, брошенные всеми, совершенно беззащитные. Эти несчастные дети ночевали в полуразвалившейся хибарке, а днем бродили по улицам в поисках хоть чего-нибудь съестного. Их главной и единственной целью было крутиться возле казенных зернохранилищ с тем, чтобы ка-нибудь юркнуть в открываемую дверь и выбежать, схватив несколько горстей пшеницы. Это была их основная пища.

“Амбарные мыши” – так называл их о. Давид.

Вынесенное зерно они продавали и покупали хлеба. Эти несчастные питались также выброшенной на улицу фруктовой кожурой, иногда им удавалось стащить у бакалейщика арбуз или дыню.

К чести детей надо сказать, что похититель никогда не ел добычу один. На пир собирались все где-нибудь под стеной и уже несколько мгновений спустя нельзя было обнаружить даже семечко, которое могло выдать их преступление.

Когда я уже выходил с документами в кармане, меня вдруг осенила мысль забрать с собой в К-поль хоть одного из этих малышей. Идея, конечно, была довольно авантюрная, потому что имеющихся у меня денег едва хватало на дорогу до Эрейли.

Я незамедлительно отправился к пекарю Миграну и сообщил ему о своем намерении.

– Доброе дело сделаешь, – сказал он, – хоть один из них спасется от этой нищеты.
– Где сами дети-то?
– Да возле амбаров крутятся, где же еще. Там товар получили, надеются стащить что-нибудь.
Мы вместе пошли к амбарам. Действительно, все были там.

Я вызвал их и сказал:
– Я завтра в К-поль еду, кто из вас хочет поехать со мной.
– Я! – закричали все разом и бросились ко мне.
Я оказался перед трудным выбором. Повезло Акобу, мальчишке лет десяти-одиннадцати родом из Измита. Я повел его к о. Давиду, у которого жил сам.

Матушка, тикин Азнив* (“благородная” на арм.), действительно честная и благородная женщина, тут же согрела воды, нашла мыло и искупала ребенка, затем выбросила его тряпье и одела в мое белье, перешитое тут же. Вот только башмаков не нашлось – стоял босой.

Чтобы не покривить против правды, признаюсь, что и мою обувку можно было посчитать за таковую с очень большой натяжкой.

У меня на ногах было что-то, отдаленно похожее на шлепанцы, которые соорудил для меня о. Давид из веревки, холста и картона.

Единственное, о чем я сожалел, отправляясь из Султание, это о разлуке с о. Давидом; такого благородного и скромного священника по крайней мере я видел впервые.

Мы прожили вместе целых шесть месяцев и близко сошлись друг с другом.

Это был образец самоотверженности и бескорыстия. В мирской жизни он был портным и теперь в Султание вернулся к своему прежнему ремеслу, которым кормил семью – матушку и троих детей. Заработанного едва хватало, чтобы сводить концы с концами, но тем не менее он в меру возможностей старался помогать нуждающимся.
Когда депортированные Армяне начали возвращаться домой, его друзья в Эрейли предложили ему помочь тотчас же вернуться в родной Адабазар, пообещав помочь деньгами. Знакомый торговец мукой и владелец мельницы Смбат-эфенди из Эрейли несколько раз предлагал выслать за ним и его семьей свою коляску.

О. Давид отказался.
– Пока я не отправлю всех находящихся здесь Армян и не соберу всех живущих по селам сирот, никуда не уеду, – отвечал он на все подобные предложения.

У него дома прожил несколько месяцев мой знакомый, профессор Хачатурян, бывший директор училища Кедронакан* (одно из лучших армянских учебных заведений К-поля. Действует до сих пор). Хачатурян, в бытность свою в Султание носящий имя Джаник-ага, был так напуган при аресте, что за все время жизни в Султание ни разу не вышел за порог дома.

Раздан МАДОЯН

Также по теме