– Встать!
У меня в ушах непрерывно, как навязчивый сон, звучит это слово.
– Встать!
Меня разбудил легкий озноб, пробежавший по коже. Рядом сидел на корточках аробщик. Чуть дальше, опираясь на винтовку, стоял рослый жандарм. В комнате было почти темно, как перед рассветом. Я не понимал, что происходит.
– Встать, отправляемся!
– Куда..?
– В Кавак, в Кавак… Встать!
– Он сошел с ума, – сказал жандарм.
– Да нет, просто окоченел, – отозвался аробщик.
Я поднялся. Все тело дрожало от холода, мышцы ныли.
Еще в узком проходе возница обогнал меня, прошел вперед и куда-то делся. Мне открылась необычная картина: на тахтах, повсюду во дворе валялись разорванные наволочки, перья, клочья шерсти, ваты, тряпье… И каким бы глупым ни было это зрелище, я стал понимать, что же здесь происходило…
“Игра с подушками”.
– Сиди здесь, пока твой аробщик не подойдет, – сказал жандарм, указывая на край тахты.
Я сел. Жандарм прошел на три-четыре шага вперед, внимательно посмотрел налево, затем направо, лениво вернулся обратно и сел на тахту недалеко от меня. Я видел краем глаза, как он возится и заряжает обойму, потом упирается прикладом себе в колено и начинает щелкать курком. По звуку было понятно, что винтовка хорошо смазана и курок спускается легко, но что-то запрещало мне смотреть на него. “Не смотри, нельзя..” – ясно говорил мне внутренний голос. Вдруг жандарм положил винтовку рядом со мной, прошел вперед шага на четыре и остановился спиной ко мне, продолжая смотреть направо. “Он зарядил или разрядил винтовку?’ – думал я… “И почему оставил возле меня?”
“Чтобы взять и выстрелить в него”…
“Чтобы взять и выстрелить в него”…
“Чтобы взять и… Чтобы взять…”
“Чтобы я взял винтовку и дал ему повод расправиться со мной”…
Мне интересно, что будет дальше…
Жандарм возвращается, закидывает винтовку на плечо и уходит направо.
Лучи света волшебным гребешком проводят по тьме. Есть ли у света голос, не знаю. Но казалось, что далекое эхо криков тысяч петухов, как вечное кукареку, висело на подоле предрассветных сумерек. Повсюду в воздух поднимались бесчисленные пузырьки света. Молочные волны голубизны гнали и гнали прочь темноту. Вокруг стояла такая тишина, что, казалось, я оглох. Во всеобщей неподвижности двигался только туман, который, переваливаясь, поднимался ватными хлопьями по плато и клиновидными язычками тянулся кверху. Тут и там его язычки смешивались с багряной зарей и нежно лизали бока камней и склоны холмов.
Моя дрожь еще не прошла, но я уже все понимал. Просто необходимо немного походить, чтобы разогреть застывшее тело. Дошел до края помоста и остолбенел. Внизу, в поле, напротив здания стояла арба, в которой сидели три женщины и девочка. Одна, в белой косынке, повязанной вокруг шеи, засуетилась, и все посмотрели на меня. Я пошел к арбе, но едва сделал несколько шагов, как вдруг жандарм закричал:
– Ты куда…!?
Я застыл на месте. Жандарм подошел и заглянул мне в здоровый глаз.
– Аллах, Аллах… Чего уставился..? Сейчас же айда на место, а то второй глаз выбью уже я…
И сам пошел к арбе. Я вернулся и сел на прежнее место. Все рассеянные мысли исчезли, меня теперь занимало только одно: “Кто они?”. Я вспоминал, в какой семье нашего квартала были три женщины и девочка…
– Аракси, Берсабе, ее старшая сестра, мать…? А Григорик? А Мецатурян-эфенди? Их не было… Так ведь Берсабе замуж вышла…
– Асмик, Ангине, мать и маленькая Шушаник…?
– Их отправили с первым этапом …
– Эрмоне, Нвард, Шаке и Алис..? А маленький Сурик?
С правой стороны показалась наша арба, следом шел полусонный сын аробщика.
– Вставай, пошли, эфенди… Эфенди… пошли давай….
Я сел на краешек арбы, мы тронулись. Рядом с арбой в поле стояли два человека – высокий жандарм и, видимо, толстяк.
– Мехмед-эфенди, Мехмед-эфенди, – позвал его аробщик.
Жандарм сделал знак рукой, чтобы проезжали. Выехали на дорогу. Возница, опустив голову, шел перед волами. Мальчуган то и дело вытягивал к нему тонкую шею и что-то шептал. Отец, кажется, во всем соглашался с сыном. Качал головой и оборачиваясь, следил, чтобы волы шли ровно. Я пытался вспомнить имя аробщика – Сидки..? Сулейман!
– Сулейман-ага, кто были те женщины в арбе..?
– Не знаю…
Багровая полоса зари показалась над горизонтом заметно выше того уровня, на каком я привык видеть ее в Самсуне. Там я мог подняться на один из холмов Кара-Самсуна и, прикрыв один глаз, указательным пальцем определить на горизонте место восхода солнца. Здесь я ничего подобного сделать не мог. Боже мой, как далеко мы отъехали; караульня отсюда была похожа на груду камней…
Теперь уже отец, пригнувшись на ходу, что-то говорил сыну, и оба, обернувшись, долго смотрели на меня… “Так вот в чем дело…!”
– Значит, ты не знаешь, почему эту арбу задержали….
– Не знаю, милый, не знаю…
Из-за осыпей справа вдруг выскочило солнце. Его первые лучи стремительно бежали к камням, кустам, земле, холму и кустарникам у его подошвы слева от дороги. И иногда вдруг какой-то камень или холм казался до того знакомым, словно я видел их каждый день.
Порой за “знакомыми” камнями и кустами открывался неизведанный, бесконечный мир.
Мое внимание привлекли телега и два всадника, ехавшие за нами на порядочном расстоянии. Я сразу подумал, что это они. Лучи солнца иногда посверкивали на плечах всадников; было ясно, что это жандармы, а значит – в телеге они, те женщины и ребенок. Прошло еще немного, и я разглядел конную телегу, чуть позже – женщину в белой косынке и остальных. Одновременно пришло тяжелое решение – лучше не смотреть…
Меня, тем не менее, снедало необъяснимое чувство личного бесчестья. В какой-то момент я даже хотел спрыгнуть с арбы и сбежать. Я вдруг посмотрел назад. Жандармы ехали рядом с телегой и то один, то другой, наклоняясь с коней, что-то говорили сидящим. Меня охватило отчаянное и безумное чувство ярости. По топоту конских копыт я понял, что они почти нагнали нас. В телеге я вдруг увидел мою ученицу выпускного класса Сирвард Менцикян, ее сестру, только окончившую школу, их мать и девяти- или десятилетнюю младшую сестру*. Не помня себя, я соскочил с арбы и вцепился в грядку телеги:
– Куда вас везут..?
– Отойди в сторону! – закричал один из жандармов.
– Куда вас везут…!?
В телеге засуетились, меня несколько раз стегнули по голове нагайкой.
– Отойди, отойди в сторону..!
– Господин Ваан, уйдите, – закричала сквозь слезы Сирвард.
– Сейчас же скажи, куда вас везут…
– Уйди, тебе говорю!
И новый град ударов…
– Скажи..!
Поднялась невообразимая суматоха. Когда кони оказывались за моей спиной, жандармы с руганью начинали стегать меня, женщины в телеге кричали, я вцепился в грядку и телега тащила меня за собой.
– Куда вы их ?..
Кто-то навалился сзади и выкручивал мне руки. Но в эту минуту, казалось, ничто и никто не сможет оторвать меня от телеги.
– Господин Ваан.., умоляю…
– Куда… вы …их?..
Вдруг одна из моих рук оторвалась от грядки, меня развернуло лицом к высокому жандарму, последовал сильный удар кулаком в лицо, я упал…
Когда я очнулся, телега была уже далеко. Передо мной сидел на корточках аробщик и отряхивал от пыли мою обезображенную шляпу.
Из носа шла кровь.
– Зачем ты вмешался, сынок? – прошептал он.
Вдруг жандармы вместе с телегой съехали с дороги и повернули налево…
– Пусть Аллах обрушит их кров…
Теперь телега направлялась в кустарник…
– Поехали, сынок, поехали….
Они уже были у неглубокого и широкого ущелья, затем стали съезжать на его дно и свернули… исчезли из виду
– Вставай, ехать надо, поздно уже..
Внезапно телега и жандармы показались вновь и тут же окончательно исчезли в густом кустарнике….
Все… В моей голове жила только одна мысль: умереть! Умереть…! Исчезнуть, чтобы и следа от меня не осталось… Смерть стала единственным, яростным, неудержимым требованием и одновременно желанием, мечтой. Я по сути уже был мертв, оставалось освободиться от излишнего груза тела.
– Вставай, поехали…
– Куда..?
– В Кавак, едем в Кавак…
Странная судьба… Я поднялся, сел на край арбы. Солнце палило. Кровь в носу засохла. На глаза попался мальчишка, торопливо ковылявший за арбой; он прикусил палец, остановился. Я отвернулся. Аробщик оборачивался, подбадривал волов и снова шел вперед. Вдруг я увидел на дороге что-то блестящее. Торопливо спрыгнул с арбы и схватил в горсть вместе с землей. Мальчик увидел, побежал к отцу и что-то сказал ему. Я торопливо опростал горсть в карман и снова сел на край арбы. Подошел аробщик.
– Аллах, Аллах..!
И опять отошел. Я осторожно вытащил из кармана подобранную вещицу – это был сломанный кованый гвоздь.
Все мои мысли, все мое существо сконцентрировались на мысли о смерти. Но как..? У меня не было никакого спасения от жизни…
Вдруг я сосредоточился на колесе арбы.
Тяжелое, обтянутое железной шиной, оно, поднимаясь и опускаясь, так подпрыгивало на камнях, что земля гудела…
“ А если колесо переедет меня..?”
“А если я подставлю голову, когда оно подпрыгнет..?”
“А если я подставлю под него шею… шею…”
Этот вариант показался мне наиболее надежным.
“Так, допустим, я слезаю с арбы и спокойно иду себе пешком. Что мне скажет аробщик..? Пройду сколько-то, потом вдруг брошусь под копыта волов и колесо проедет по шее”.
Чем больше я смотрел на вращающееся колесо, тем больше крепло во мне решение и чем больше оно крепло, тем быстрее вращалось колесо…
– О – о, о – о, о-о..!
Я поднимаю голову и что же вижу: мы давно уже спускаемся вниз, в ущелье. Арба с края плато катится в ущелье с такой скоростью, что аробщик еле удерживает волов. При спуске с горы я заметил на повороте мост и сразу понял, где мы: чуть ниже, на плоской вершине холма несколько дней назад мы сидели с Тиграником… Ну, конечно, я же отлично знаю этот мост. Первой моей мыслью было соскочить с арбы, добежать до моста и броситься с него в ущелье. Но страх… страх, что аробщик удержит меня и не даст добежать до моста… Мне показалось, что он уже знает о моем намерении… Я собрался и сел на арбу с таким видом, словно и не вижу мост. Особо беспокоиться было уже незачем: до моста оставалось всего несколько шагов…
Копыта волов застучали по доскам настила. Я мигом спрыгнул с арбы. Сделал три-четыре шага до середины моста…
– Что случилось..? – закричал аробщик.
– Ничего… – ответил я, прижав руки к бокам, прицелился на большой камень в русле реки и… прыгнул вниз головой…
На мгновение перед глазами мелькнуло небо, дальше не помню…
В какой-то момент хотел встать, но ничего не видел…
Затем вдруг услышал совершенно четкое:
– Дай ему камнем по голове, пусть сдохнет…..
Потом будто нырнул в глубокую воду и видел, как расплывается моя кровь…
За этим пришло ощущение тонущего, тяжелое, очень тяжелое, словно я наливался водой, раздувался, и в груди не было места для вдоха…. Потом я совсем лишился возможности дышать; казалось, сейчас лопну, разорвусь на части; видно, в это время жизнь и смерть во мне боролись не на жизнь, а на смерть. Сердце билось где-то в горле, челюсти конвульсивно сжались, зубы скрипели; все мое естество гудело, еще мгновение, и я разорвусь, но внезапно сердце словно выскочило из горла, я вдохнул воздух и снова увидел небо…
Наклонившись надо мной, какой-то человек поливал мне лицо водой из горсти…
С моста доносились чьи-то голоса; там стояли несколько человек и с ними жандарм, который закричал:
– Вставай, вставай!
Я оперся руками о камень и приподнялся над водой, но тело ниже пояса словно было пригвождено к земле и не подчинялось…
– Вставай, а то убью! – снова закричал жандарм, направив на меня дуло винтовки…
Он целился невыносимо долго, и хотя выстрела я не услышал, руки мои вдруг подломились, я опрокинулся на спину и перед глазами все померкло…
Кто-то поднимает меня, и я опять вижу и слышу:
– Мехмед-эфенди, Мехмед-эфенди, – кричат люди на мосту… И хоть не знаю, кто он, этот Мехмед-эфенди, понимаю, что сверху кричат именно ему… Кто-то, удерживая меня в горизонтальном положении одной рукой, другой шарит по моим карманам, что-то достает оттуда и прячет в свой…
– Мехмед-эфенди, – говорю я ему.
Человек меняется в лице, смотрит на меня и кричит тем, что на мосту:
– Слушай, откуда он знает мое имя?
– Мехмед-эфенди…
– В чем дело?
– Убей меня…
– Еще чего!
Однако он оставил меня в покое, положил на камни или еще что – не знаю, и снова все погрузилось в темноту.
Как и когда я опять оказался на арбе, не помню. Помню только, что никогда еще я не воспринимал все окружающее меня с таким пессимизмом. Туман в голове рассеялся, я все понимал очень ясно и четко. Лежал головой вперед. Казалось, только что проснулся после долгого и укрепляющего сна. Боли никакой не чувствовал, но к чему бы не прикоснулся – все было в крови. Тело ниже пояса было словно приковано к арбе. Голова лежала на кошме. Спина была мокрая от вытекшей из головы крови. Арба ехала, качаясь, как колыбель, меня одолевал сон…
Немного погодя я почувствовал, что правая нога онемела и отделилась от туловища. Затем совершенно ясно почувствовал, что она колесом катится вверх. Еще немного спустя она безжизненно упала вниз и повисла… Понял, что истекаю кровью и во мне вдруг заговорило неудержимое желание жить. Я начал звать аробщика, которого не видел. Он остановил волов, подошел ко мне. Я попросил достать привязанные к поясу полотенца и помочь мне перевязать голову. Аробщик выполнил просьбу. Спустя какое-то время кровь вроде перестала течь, но потом пошла опять. Кровь текла и из второй ноги: тело ниже пояса отяжелело и лежало в арбе пластом…
– Куда ты меня везешь, эфенди…?
– В Кавак, в Кавак.
– Где этот Кавак?
– Скоро доедем…
Наша арба вдруг остановилась, хотя вокруг стоял грохот от шинованных колес о камни. Друг за другом бесконечной вереницей спускались с горы арбы и быстро исчезали. Меня одолевала дремота. Иногда движение или голос с ароб, в которых везли депортируемых, заставлял меня очнуться; временами казалось, что в них едут мои знакомые, но это длилось доли секунды. Вдруг послышалось:
-Мусью Ваан..!
Затем часто:
– Мусью Ваан..!
– Мусью…!
– Мусью..!
Я не смог никого разглядеть, понять, кто это. Сон побеждал меня, я слышал только постепенно удаляющийся и гаснущий грохот…
Когда арба снова двинулась, я встрепенулся:
– Слушай, эфенди, скажи правду, куда ты меня везешь..?
– Клянусь Аллахом, в Кавак..
– Где он, этот Кавак, покажи…
Человек развернул арбу и показал палкой вверх:
– Скоро доберемся…
Но перед нами возвышалась только высокая гора. Человек опять развернул арбу и погнал волов, подбадривая их палкой. Я понимал, что умираю, но во мне еще сохранялось смутное желание выжить.
– Далеко еще до Кавака, эфенди..?
– Мало осталось, уже совсем близко…
Я понял, что спрашивать бесполезно…. Солнце уже зашло или скрылось за горами, и хотя в воздухе еще стояла духота, становилось все прохладнее. Кровь на голове запеклась, хотя иногда начинала просачиваться сквозь повязки. Судя по дороге, мы ехали в гору и подъем настолько крут, что я фактически полусижу на арбе. На этот раз аробщик сам подошел ко мне и сказал, довольный:
– Теперь уже совсем близко, скоро доедем.
Но я уже слишком ослабел и только сейчас в голове появилась новая мысль: а можно ли надеяться, что в Каваке меня спасут от смерти…
Арба очень медленно и с трудом поднималась в гору.
Меня так сильно тянуло в сон, что я приходил в себя только когда арбу сильно встряхивало и иногда видел развалины домов, бегущих рядом с арбой турецких мальчишек, стоящих тут и там взрослых турок…
Арба стояла. Полицейский и еще кто-то о чем-то спрашивали; я ничего не соображал, хотелось спать…
Снова проснулся, когда арба разворачивалась. Вокруг слышались глухие голоса. Казалось, что меня везут назад; я иногда видел скопления людей.
Арба опять встала. Какая-то женщина, склонившись надо мной, истошно кричала:
– Сынок, сынок, что они с тобой сделали…!?
Голос был настолько знакомым, что я попробовал увидеть ее. Алемшах-ханум, моя хозяйка. Всего секунду длилось эта целительная и ободряющая встреча. Внезапно конный жандарм прорезал толпу и со свистом опустил нагайку на ее спину. Алемшах-ханум пронзительно закричала и убежала…
Я почувствовал, что меня подняли и несут… Послышалось:
– Давайте туда, теперь – сюда….
Положили на пол в какой-то комнате. Справа и слева стояли люди, их голоса звучали как гортанная песня… Больше я ничего не увидел…
Кто-то снимал с меня одежду, разрывая ее; долго старались снять пояс… Затем в мертвой тишине, как сквозь сон, послышался звон золотых монет и чей-то голос:
– Золото, беи…, золотые монеты – одна, две, три…
Ваан МИНАХОРЯН
Перевод с армянского Раздана МАДОЯНА